Вообще-то, у нее был целиком и полностью уважительный повод, помимо тяги к литературе в целом. В хорошо обустроенной книжной лавке можно жить, и при том, владельцы лавки не будут об этом подозревать, и иногда даже аристократке, у которой было все, чего можно только пожелать, хотелось жить в книжном магазине. Желательно, с отдельным подпольным будуаром и ванной, но это детали. С помощью книжного магазина можно любому, бесконечно далекому от маггловских познаний о космосе волшебнику объяснить черные дыры, причем, одним словом — затягивает.

Если бы Медее пришло в голову спустить родительское состояние, то непременно в книжных магазинах, а не в бутиках. Воображать, как и ее книжка когда-нибудь — скоро, хотелось верить, только еще немного поуговаривать отца, — займет свое место здесь, и кто-то еще будет проходить мимо, трогать корешки, листать и погружаться в рассказ. Не даром в книжных магазинах, как в казино, нет часов. Еще бы задраили двери...

В этот раз Медея искала подарок подруге, давно тот нашла — огромную иллюстрированную книгу истории моды, но продолжала игнорировать очередь к кассе и прогуливаться по рядам даже мало интересующих ее жанров. Как писатель, у нее уж был опыт, что ради одной строчки в романе иногда непременно нужно все выяснить о торговых отношениях с Польшей два века назад, или найти рецепт исландского Svið. Потому потенциально полезными для нее были все книги.

В одном из рядов она увидела двух волшебниц, шушукающихся над книгой. Судя по хихиканью, которое девушки отчаянно подавляли, предмет их беседы был не вполне академический, при том, что ряд был отведен для справочных материалов и энциклопедий. Медея встала рядом, как будто высматривая что-то на полке, но скосила взгляд и заметила, что книгу волшебницы даже не открывали, а читали заднюю часть обложки. Наконец одна выпалила "Да ну, вкуса у тебя нету!", небрежно сунула книгу обратно, и обе барышни, тыкая друг друга под бок локтями, сбежали хихикать куда-то еще. Медея дождалась этого благодатного момента, с независимым видом сцапала ту же самую книгу сама.

Как оказалось, с задней обложки ей ухмылялось с фотографии знакомое лицо. "Джонас Квирк, значит," подумала Медея, не вспоминавшая сотрудника КНБ со дня знакомства. Магические книги обычно не оформляли колдографией и справкой "об авторе". Понятно, почему девушкам нашлось, что обсуждать. Оглядевшись по сторонам, Медея с таким же независимым видом, чтобы даже тот Джонас, что на колдографии, не видел ее любопытства, все-таки открыла книгу.

В этой секции было немного прохожих, праздная публика после работы больше интересовалась, кажется, бестселлерами или чем-то развлекательным, а самое развлекательное среди энциклопедий — это и была задняя обложка книги Джонаса Квирка.

Медея не углублялась с одного места, а понемногу листала, читая в каждом случайном месте абзац или два, чаще всего ловя себя на том, что для попавшегося абзаца еще хорошо бы прочитать предыдущий... раздел. Иллюстраций было не так много, но они были, хоть и энциклопедические — ничего художественного, а справочные рисунки, к которым были отдельные подробные, чуть не дотошные описания, с циферками, обозначавшими, что и где.

На самом деле, это и занимало Медею больше всего. Не столько предмет — хотя ей, как творческому человеку, было интересно, примерно как торговые отношения с Польшей и исландские рецепты, на уровне теории —  сколько тон книги. Настолько он не сочетался с тем Джонасом, который показывал Медее писательскую машину. Тот всучил ей папки, целую груду, и не сам забрал обратно, даже узнав ее статус, и чуть не шептал про хорошую девочку — очень провокативно, и всячески еще вежливо и дружелюбно издевался над невинной дочерью начальника, а если судить по книге, то Джонас Квирк — это такой уже седой специалист в очках, предпочитающий пятьдесят оттенков бежевого в одежде, и самая большая страсть в жизни которого была к самому концепту картотек. Причем, не взаимная.

Медее показалось, что на нее кто-то смотрит. Она оглянулась по сторонам, но не догадалась посмотреть вверх. Очередь к полке, возле которой она так застряла, все еще не выросла. Прочитав еще случайный абзац, Медея не выдержала и снова повернула книгу, рассматривая фотографию, на которой был не седой и не в очках, а настоящий Джонас, и ухмылялся так, вызывающе, как будто он лучше знает. В ответ хотелось ребячески показать язык, только не в общественном месте.

Теперь на нее точно кто-то смотрел. И подслушивал. И разговаривал. Медея встрепенулась, словно птичка, огляделась, но наконец догадалась поверить свои ушам, что голос доносился сверху. Религией ее каста не страдала даже приблизительно, потому и ассоциации, или даже концепта гласа свыше у нее не возникло и возникнуть не могло. Разве что так иногда окликали портреты в высоких залах, или игроки в квиддич.

Несколько секунд Медея откровенно оценивающе, вздернув бровь, оглядывала конструкцию, которую составлял Джонас. Затем не поздоровалась, раз уж и он не потрудился. Заставляет ее смотреть на него снизу вверх, как будто ему мало его роста.
— Вы похожи на птицу, —сообщила она наконец свое наблюдение. А что — мантия как крылья, и нос... Как нос. Что выросло, то выросло. — Гнездитесь?

Она отшучивалась, как будто он застал ее за чем-то очень личным, за совсем другой породой книги, хотя такие Медея читала строго только в своей спальне. Правда, она сейчас и не залилась румянцем, как если бы книга была именно того жанра.

—Не утруждайтесь, — вновь бегло оглядев книгу, она поставила ее на место, — Мне бы не хотелось лишать ваш законных авторских. Вам скоро семью кормить, которую вы там высиживаете. Уж лучше я порадую себя на Рождество, а потом приду к вам за автографом.

На протянутую руку Медея посмотрела так, будто Джонас в ней протягивал ей наркотики. Вот прямо так, лезть к нему в гнездо, хотя он даже не потрудился объяснить, почему устроился именно там, когда в магазине есть пара закутков, где можно присесть, все цивилизованно. Нет, вот он считает, что она сейчас возьмет и согласится, и протянет руку, и отложит выбранный в подарок том повыше, и полезет, как будто ей нечего делать сегодня вечером, как будто ей любопытно, и такая выходка кажется интересной, что ее можно будет тоже включить куда-нибудь в будущем романе, что гипотетический персонаж Джонаса в этом произведении становится все колоритнее, и так странно не вписывается в привычный Медее уклад жизни.

Добравшись до вершины, она уселась рядом, на том расстоянии, что полка позволяла. Устраиваясь и следя, чтобы все складки мантии и платья под ней плотно облегали ее ноги — ни дюйма лишнего постороннему глазу, Медея произнесла очень добродушно, воодушевленно так:
—Знаете, мистер Квирк, вы были так любезны, познакомили меня с маггловской писательской машиной — я хотела бы отплатить вам той же монетой, и как-нибудь познакомить вас с передовым изобретением, которое мы называем "кресло". Это как стул у вас на работе — понимаю, ужасно неудобный — только доведенный до совершенства, представляете? Подлокотники, спинка, плюш и бархат, а главное — очень симпатично смотрится, и очень удобно в обиходе. Мне кажется, вы оцените. Их очень здорово поставить у камина, у нас это популярная народная традиция, и желательно такое огромное, чтобы свернуться клубочком.

Пока она говорила — как раз уложила все свои ткани, и вежливо сцепила руки на коленях. Затем безоблачно взглянула на Джонаса:
— Вы создаете впечатление человека, который по жизни недостаточно, буквально-таки непростительно мало сворачивается клубочком.

— А вы пробовали? —вопросом на вопрос отозвалась Медея.

Если бы Медея знала, какие планы уже построил на нее Джонас, и насколько они образовательные, а не... личные... Впрочем, вероятно, ей было бы по прежнему любопытно, и она бы бесконечно оправдывалась писательскими исследованиями, да и чистокровной барышне не зазорно воспринимать маггловский мир как некий заповедник, или парк аттракционов. Диковинку, приключение, вот как забраться на книжную полку. Небольшая встряска сытой рутины, забавный разговор, тема для записи в дневнике, но ничего личного, и никаких обязательств.

Медея огляделась, и не сочла, чтобы вид был таким уже впечатляющим. Полки, люди видны только сверху и определенных местах между рядами, не усесться удобно, потолок близко.
— Кресло сюда не поместится, — резонно и буднично согласилась она, — Тогда, я думаю, нужно затеять реновацию. Здесь не помешало бы поменять полы, и заодно сделать как в театре —второй этаж, но такими ложами внутрь.
Она не знала архитектурных терминов, и показывала руками, где и что имела в виду.
— В каждой ложе лампу, пару кресел, и мы сможете гнездиться с комфортом, и бдить всех остальных внизу.

Оглядевшись, Медея прикинула, что это и впрямь не такая плохая идея для книжного магазина или библиотеки. С другой стороны, легкое и необязательное знакомство в любом случае позволяло ей щебетать что угодно, особенно если не о политике и не о семье. В Квирке она не видела хоть какой-то угрозы своей репутации. Он сам странноват.

— Так значит, вот так вы развлекаетесь после работы?

Никто и не говорил, что Медея хотела других планов, но в ее личном опыте мужчины возраста Квирка редко упускали возможность что-нибудь да построить. В их кругах это было почти принято. При патриархальном укладе, когда везде потенциальный семейный союз, так и принято строить планы. Однако, как Медея с этим не торопилась в целом, уж который год успешно упрашивая отца не ставить этот пункт во главу угла, то и сейчас ничего такого не ждала от Джонаса, хотя потому, что там априори было бы не о чем говорить. Не дальше одного ленча, как он приглашал, или букетика, который он может себе позволить с его зарплатой. Потом всем бы напомнили, какой у кого статус, и кому место в высокой башне, а кому — на высокой книжной полке максимум.

— Подобным, но предпочитаю больше комфорта. Кресла, диванчики, оттоманки. Если бы еще шум дождя за окном, треск в камине, и ласковый котик на коленях — это идеальная атмосфера, чтобы отдохнуть или поработать, — естественно, она имела в виду роман, писательскую работу, а не секретарскую. Последняя была больше исследовательским проектом, Медея невысоко ее ставила, и потому так часто порхала с должности на должность.

— Продвигается, — Медея говорила с достоинством и даже гордостью, но не высокомерно, можно сказать, что как с равным, коллегой-писателем, — Я думаю, в следующем году уже уговорю папу найти редактора, отправить в печать. Может, ему будет спокойнее, если под псевдонимом. Какой бы мне пошел, как думаете?

Романы — слишком несерьезно для дочери такого человека, вероятно. Витание в каких-то фантазиях, даже если Медея в связи с этим занятием исследует столько разных отраслей истории и магии, что становится только подкованнее. Подумаешь, пишет не научный труд о зельях, как будто в той области мало мыслителей... Это на рынке мало романов о собранных и самостоятельных женщинах, которые сами строят свою жизнь.

— Кстати а вы, планируете еще что-нибудь написать? У вас эта хорошо получилась.

Склонив голову, глядя на свои вежливо сложенные руки, затянутые в изящные перчатки, Медея выдохнула усмешку на ответ Джонаса — неожиданно серьезный, хотя спрашивала она больше в шутку. Было странно, в их разговоре то и дело появлялись эти провалы в серьезность и человеческую искренность, которых их знакомство пару недель назад вовсе не обещало. Медея спросила дорогу, и дальше они друг друга подзуживали, прекрасно зная, что у них мало общего и диаметрально разные взгляды на жизнь. Однако в Медее просыпалось любопытство до Джонаса, как до типа характера, который она редко встречала, а он...

Зачем он разговаривает с ней серьезно, Медея не знала, особенно раз они начали с насмешек и их обоих это устраивало. Только она никогда об этом не спросит, потому что это означало бы, что ей не все равно, а она считала, что ей на данном этапе знакомство еще должно быть все равно, и лишь немного любопытно, как в заповеднике. Только диковинка в заповеднике серьезно с ней разговаривает, и так же серьезно воспринимает ее литературные амбиции. Это было несколько непривычно. В итоге Медея только кивнула на дельный совет, и даже не стала ерничать и придумывать глупые варианты.

— Познакомьте, — улыбаясь, но все так же серьезно согласилась она снова, так и не подняв глаза на Джонаса. Он еще и взялся ей помогать — зачем? В кругах Медеи так сложилось, что люди обычно что-то хотели друг от друга (даже в семье Медея отдавала себе отчет, что остается хорошей девочкой в обмен на комфортное существование), или хотя бы помнили об оказанных в прошлом услугах, но Джонас упорно создавал впечатление, что ему ничего от нее не надо, и это снова-таки оказывалось несколько непривычно.
Спохватившись, Медея добавила:
— Когда я допишу. Я вам напомню.

Помолчав, она радостно переключилась на вопрос Квирка и даже опять взглянула на него.
— Разве у вас на нынешней работе мало тем? Для детективов, например. Там на вашей книге, на обложке, написано, что вы раньше работали в Аврорате. Разве там не кладезь ситуаций и типажей, которые описывать? Я же просилась к папе в помощники за этим. У вам там интересно.

Так лучше. Если не лучше, то понятнее. Не то чтобы Медея не хотела разговаривать с Квирком серьезно — скорее просто не ожидала подобных разговоров от подобного знакомства. Было бы гораздо удобнее, если бы семья Квирк еще поколений эдак семь назад побеспокоилась о чистой крови, чтобы сейчас Джонас был вхож в ее круг и, вероятно, на лучшем счету у ее отца. Медея понятия не имела, на каком он счету у отца на самом деле, но глупо было бы отрицать, что у чистокровных больше шанса на успех почти в любой сфере. Правда, говорить об этом вслух было не принято, и Медея не собиралась.

Для начала Медея взглянула искренне удивленно:
— А вам ваша работа не кажется увлекательной или интересной? Я не имею в виду нездоровую одержимость, но интерес к тому, чем занимаетесь? Помогаете тем, кому это нужно, защищаете от угроз тех, кто сам с этим не справляется...

Снова склонив голову рассмотреть свои прелестные перчатки, она сформулировала дальше:
— Я понимаю, что сужу по детективным романам и уголовной хронике, но, если опустить истории о коррупции, потому что я предпочитаю думать о вас лучше, то в этих подачах ваша профессия обычно стоит на чувстве долга и желании помочь своему сообществу, сохранить покой и жизни, разве вы ничего такого не испытываете?

Вскинув голову, она посмотрела на Джонаса такими глазами, как ребенок, который впервые спрашивает о добре и зле. Примерно о том и спрашивала, кстати. 

— И не корите, что я романтизирую, у меня же нет других источников, разве что вы пришлете мне папку с каким-нибудь не слишком секретным делом,— взгляд стал таким хитрым, заговорщическим, — Или возьмете с собой на задание... — она так же резко посерьезнела, склоняя голову в здравом рассуждении с самой собой, — Правда, вам это может стоить карьеры... — наконец она развела руками, нарочито тяжело вздыхая, и тут же улыбнулась: — Видите, как девушке в наши дни трудно изучить вопрос, чтобы иметь более осмысленное представление. Что же мне делать?

Отредактировано Medea Yaxley (2019-08-14 21:11:34)

Как ни странно, Медея рассмеялась, но в данном случае было понятно, что смеется она не над предложением Джонаса, а больше над воображаемой картинкой тех косых взглядов, да и выражения лица своего батюшки, приди она к нему с такой просьбой. Раз уж он не пускал ее поработать даже собственной секретаршей или личной помощницей — что уж говорить о задании.

— Он возьмет меня с собой на задание только если я буду под оборотным зельем и в вашем облике, — вроде бы отсмеявшись, Медея снова прыснула в кулачок.

А сама она в КНБ просто не годилась. Ну посмотрите на нее! Ухоженная, изнеженная куколка, готовая весь мир читать, как роман, и в любой момент закрыть на жутком месте, и поставить обратно на полку. Сделать из Медеи и аврора, и воина можно, теоретически, только трудно будет найти наставника, достаточно свихнувшегося, чтобы предпринять такое — разбить хрустальную фигурку, чтобы потом склеить из нее боевую единицу. Это трансформация похлеще анимагии. Медея бы даже согласилась из одного только любопытства, но сама бы скоро пожалела.

Над предложением Джонаса она думала гораздо дольше, и улыбка на ее лице постепенно меркла, хотя так и не ушла совсем. В этой авантюре было нечто запретное, даже возмутительное для ее социального слоя. С другой стороны, тот самый академический интерес так и пылал, действительно хотелось новых впечатлений. Медея ни в одну дверь "Дырявого Котла" никогда не заходила, потому что это заведение вообще не ее класса. А тем более, совсем в маггловский мир. Папе необязательно знать, а даже если узнает... Академический интерес, исследование, с сопровождением, не надолго...

— Покажите, — так тихо произнесла Медея, будто соглашалась на измену родине, хотя взгляд ее так и блестел. — Как-нибудь в выходной.

Кивнув, как бы ободряя саму себя в своем безумном решении, она добавила, склонив голову на бок, и взглянув на Квирка так, под углом:
— Но вы не ответили, про то, что чувствуете к своей работе. Это слишком личное?

Отредактировано Medea Yaxley (2019-08-15 21:21:18)

Медея кивнула, все еще смиренно рассуждая о том, на что решилась. Напоминала себе, что в любой момент может отказаться. Хоть сейчас, хоть потом, когда Квирк пришлет сову — можно будет просто вернуть ту сову с ответом, что планы изменились, не обессудьте, давайте в другой раз, где-нибудь никогда. Не сказать, чтобы Медея испытывала страх — где это видано, чтобы чистокровная волшебница боялась магглов и их примитивной обители, скорее волнительную щекотку в животе вызывала мысль, что об этой ее вылазке могут узнать, и будет шум, вопросы, возможно, какой-никакой скандальчик, поползут сплетни среди ее знакомых и друзей, и Медея не была уверена, что это было бы так уж плохо.

Ей не требовалось выделяться, но, возможно, что-то внутри хотело заявить о себе и встать в позицию, даже против тех, кто всю жизнь холил ее и лелеял. Не может же это быть желанием бунта, если бунтовать в ситуации Медеи можно только против золотой клетки, которой она таковой вообще не ощущает. С другой стороны, стоит из этой клетки вылететь и прогуляться с Джонасом, возможно, на расстоянии ту легче будет разглядеть, и тогда придется мириться с ее существованием. Подсознание Медеи о чем-то таком догадывалось, и это было страшнее, чем гнев отца, и привлекательнее, чем сама Медея.

Она опять посмотрела на Квирка немного щурясь, взглядом спрашивая, почему же он просто не ответит, но и не отшутиться, в их беседе иронии и серьезности стало уже поровну и это было странное сочетание, особенно на фоне построенных планов. Чуть выпрямившись, Медея приняла такую осанку, будто бы сидела на собеседовании на работу, прямо на вершине книжкой полки.

— Моя работа сейчас — это не то, чем я хочу заниматься всю оставшуюся жизнь, но мне, несомненно, интересно. Я встречаю больше людей и наблюдаю больше событий, чем если бы занималась... Ну, тем, чем занимаются светские леди. Благотворительным сбором средств на заповедники для единорогов, — легонько махнув рукой, она продолжила, — Я собираю материал для книги, и при том... Никому не мешаю.
Последние слова Медея произнесла немного другим тоном, чем остальной монолог, но не было очевидно, рада она или огорчена тем, что никому не мешает на своей должности.

Насколько знала Медея, ее отец просто пошел на уступку после очень, очень долгих уговоров, а вечером, за ужином, просто спрашивал, как прошел ее день. Изначально он был против. Она сама просилась на работу, и сама намекала, что, может, проза жизни сама по себе отвадит ее от всех этих фантазий о писательских лаврах, и служении муз вперед служения роду и семье. Куда еще такой девочке проситься? На гиппогрифовую ферму в Корк? Лавочницей в Косую Аллею, или того хуже — Лютный переулок? В банке гоблинам нужны секретари, но только гоблины, и вообще, там цифры и финансы, а не любопытные закоулки человеческих курьезов, это не совсем то. В "Пророке" темп жизни еще выше, чем в Министерстве, и даже самые ненужные секретари там уже есть, к тому же, точку зрения редакции можно просто прочитать в самой газете, смысл идти туда? В музеи или галереи, которые Медея уже все и так отлично знает, и где тоже будет происходить одно и то же каждый день, рассказывать про посмотрите направо и синие занавески? Оставалось Министерство.

Медея относилась к этому вопросу очень прагматично, и теперь взглянула на Квирка, снова склонив голову набок лукавой птичкой:
—Мистер Квирк, неужели вы романтизируете профессию личных помощников? —она сейчас не пыталась его уколоть, но, определенно, иронизировала. — Не все секретари сразу становятся такими уж доверенными лицами, чтобы их вечно держали поблизости во время важных переговоров, или посвящали во что-то большее, чем распорядок дня и самая поверхностная, вежливая переписка. Я все равно встречаю достаточно людей и наблюдаю за происходящим достаточно, чтобы мне было интересно, но если бы я была больше посвящена, то не болтала бы сейчас здесь с вами, а засиделась бы на посту, творила бы или хоть подслушивала государственные интриги, как вы, возможно, воображаете. Только я это больше умею письменно, когда я точно сама дергаю за все ниточки повествования, а вживую я не ставлю себе таких задач, да и мне их никто не ставит. Мне не нужно двигать мебель, но замените мебель на чай или кофе — и получится такая же рутина, как у вас. Может, только улыбаться мне следует очаровательнее.

Она продемонстрировала, как именно ей следует улыбаться, подняв руку к подбородку в презентационном жесте.
Могла бы прибавить, что есть еще совсем дурочки на таких постах, тоже чьи-то дочери, может, не самый аристократический слой, но волшебницы из приличных семей, которым на такой работе удобнее чаще видеть уже имеющегося или только подыскивать перспективного жениха, как велит патриархальный уклад. По-настоящему доверенными и влиятельными секретаршами были ведьмы постарше, но сколько Медея их не наблюдала, а видела только архетип, но не пример для подражания. Хотя, конечно, активности и упрямства, замаскированного под упорство, ей бы хватило.

Только неминуемое предстоящее замужество заставляло думать, что эта карьера в любом случае лишена смысла. Отец не позволит ходить в девках и до 30 — Медея на самом деле давала себе еще года два, не более — а значит, лучше сделать ставку на писательство. Этот навык можно оттачивать и с наследником на руках, и под псевдонимом. Нужно было успеть сунуть носик во все, что уложится в эти два года. Может, оттого и мысль о вылазке в маггловский мир так будоражила. У Медеи не было других знакомых, которые могли бы провести экскурсию.

— А косо всегда кто-нибудь смотрит. Особенно на женщин моего возраста. Замужем — предсказуемо, сиди и нянчи деток, не замужем — почему все еще не, занимаешься благотворительностью и балами — косо смотрят и думают "Ну конечно, на что еще она годится", хочешь работать — косо смотрят и думают "Папочка пристроил, или разбаловал, или использует" или с зайдут с другого конца и думают "Вот ведь, работает, а могла бы осчастливить какого-нибудь мужчину и предсказуемо нянчить его деток"... — Медея не была бы писателем, если бы не замечала таких вещей — не в своей жизни, в жизни своего круга вообще. Косые взгляды она видела, и они не зависели от нее, а вот то, как на них реагировать — очень даже. Реагировала она прагматично. — Выиграть в этой игре невозможно, но можно просто не играть. Или как вы думаете?

Отредактировано Medea Yaxley (2019-08-19 21:11:00)

На самом деле, Медея собиралась нянчить, в ее круге нельзя было не собираться. Эта установка была по умолчанию, и такой же естественно, как дышать, или наблюдать восход именно на востоке. Странно было бы любить процесс вдохов и выдохов, как отдельное времяпрепровождение, или как-то особо отмечать сам факт неоспоримого природного явления. Таком Медея считала и продолжение рода —максимально естественным и будничным, и собиралась исполнить свой долг. Отложить, по возможности, но исполнить. Предполагалось, что нянчить она так и так будет. У волшебниц ее статуса не может быть добровольного статуса чайлд-фри. Через два года, самое большое три-четыре, не больше. Иное не имело место в ее реальности. Аристократия мало говорила о любви, меньше только ею занималась, но никто и не настаивал лепить на супружеские узы какие-то эмоциональные ярлыки. Конечно, удачно, если муж и жена хорошо относятся друг к другу, но так общалось все светское общество, а все остальное — это мишура для тех самых романов, которые писала Медея. Все это было необязательно.

Она незаметно выдохнула, пронаблюдав, как лихо Квирк спустился, но ей не казалось, что с юбками теперь легче. Наоборот, если она попытается так же съехать, то как раз этими юбками наденется Квирку на голову, а их отношения еще не дошли до такого уровня доверия. Пришлось спускаться лицом к нему. Медея для начала устойчиво встала на ступеньку, дотянулась и крепко схватилась за предложенную руку Джонаса, преодолела еще пару ступеней, а ближе к низу посчитала самым рациональным схватить его еще и за плечо другой рукой — так, будто она собиралась порхнуть сначала ему на руки, и только потом на пол. Разумеется, так если не проще, то изящнее. Очаровательная неловкость, юная барышня, которая вот-вот опрокинется в совершенно безопасной ситуации — срочно необходимо поддержать и подставить уместные к случаю мужественные части тела. Другое дело, что Джонас не был похож на человека, на которого все это представление бы действовало, но сила привычки такая сила.

Наконец Медея встала на пол, отняла руки, кивком благодаря Квирка, поправила завиток волос, и оглянулась в поисках подарочной книги, которую оставила тут же, и которую никто не уносил обратно в отдел моды.
— Так вот, вы сказали... — она дотянулась и сгребла тяжеленный фолиант, который пришлось снова-таки неловко и очаровательно перехватить удобнее, — Стать тем, кому не предложат сыграть — что вы имели в виду? Стать мужчиной?
Усмехнувшись, Медея добавила:
—Это шутка, но мне правда интересно, что вы подразумеваете.