Первое, что Бетти удается оценить, так это мягкий ворс ковра, на который она благополучно вываливается из камина в приемной Хоггарт’с лэб. Ей хватает нескольких секунд, чтобы встать и, церемонно отряхнувшись, улыбнуться какой-то женщине — вероятно, помощнице или, как в Мунго, привет-ведьме — и выдать, что она здесь по объявлению.
Объявление занесло Бетти в Ливерпуль, о котором она что-то смутно помнила из курса школьной программы, еще когда училась вместе с магглами арифметике и прочим забавным вещам, потому что она решила, что здесь ей неплохо заплатят. И еще больше — решила, что она тот самый ментальщик, без которого нельзя обойтись. Оба вывода были, впрочем, беспочвенными: в объявлении не была прописана сумма, и по нему было трудно понять престиж заведения. Оставалось надеяться лишь на то, что чутье Беатрис не подвело.

Прежде чем войти в кабинет, Бетти еще раз приглаживает свое сто раз перешитое и переподшитое, но самое приличное платье, оправляет волосы и пытается придать лицу хоть сколько-нибудь серьезное выражение, чтобы выглядеть как пусть немного, но опытный ментальщик, а не как девчонка, сбежавшая с курсов кройки и шитья.
— Миссис Хоггарт, я Бетти, Беатрис Карр, — сбивчиво представляется она, и от досады ей хочется прикусить себе язык. Она должна вести себя увереннее, если хочет чего-то добиться.
Незакрытая дверь раздражает, и она еще шагает внутрь кабинета, дожидаясь такого важного щелчка за спиной.
— Я писала вам на прошлой неделе. Вы искали ментальщика, и вот я здесь.

Бетти игнорирует вопрос, заданный с насмешкой, потому как все еще пытается совладать с собственной растерянностью, следит за женщиной чуть скованно, но цепко — скорее по привычке, вросшей в нее в Лютном, чем потому, что действительно нервничает в ее присутствии — и молча слушает. То, что интересно миссис Хоггарт, Бетти отчасти интересно тоже: например, можно ли восстановить воспоминание. Интуиция всегда подсказывала ей, что можно, но вот пробовать она никогда не пыталась — не было нужды — и, наверное бы, не решилась, потому как пришлось бы слишком долго удерживать контакт. А это тяжело, больно и небезопасно.
Про чужое или поддельное воспоминание она могла сказать и так — свое всегда обрастало пучком ассоциаций, свойственных конкретному сознанию, чужое вываливалось из них, как неправильно вставленная в детскую пирамидку деталь. Бетти могла, но не стала: если умеешь что-то делать, никогда не делай этого за бесплатно.
Она еще раз прокрутила в голове список требований и, сдержав довольную улыбку, потому как она явно пришла по адресу, пересеклась взглядом с миссис Хоггарт. Пожалуй, если та хорошо заплатит, она забудет и про вопрос с совершеннолетием: Бетти, в конце концов, знала, какое нелепое впечатление производит на людей, которые видят ее в первый раз.
— Мне двадцать три, — спокойно ответила Бетти. — Я практикую легилименцию еще со школы, едва ли не ежедневно, — честно и без всякой застенчивости, но совсем немного преувеличила она, как если бы по привычке пыталась набить себе цену.
Она, вероятно, и пыталась.
— Какие тесты? У вас уже все готово для них? — с легким нетерпением в голосе отозвалась девчонка. Ее сжигал интерес и, еще больше, желание окунуться в единственную подвластную себе сферу, в которой она чувствовала себя как рыба в воде.

Бетти сопровождает инструкцию слегка недоумевающим взглядом: симптомы, она серьезно? Еще лучше — причины, она что — медик ей что ли? Смотрит на вошедшего вместе с привет-ведьмой мистера и, кивнув тому в знак приветствия, тянется за палочкой. За невербальным Легилименс Бетти паучьей сеткой раскрывается темнота.
Сначала ей кажется, что контакт удерживать не очень сложно: от чужого сознания веет какой-то тянущей пустотой, словно бы мистер внезапно научился ни о чем не думать или ничего не помнить, и Бетти ныряет глубже, пытаясь добраться до тех воспоминаний, что хранятся в долговременной памяти. Картинка, появляясь, почти сразу смазывается, заставляя Бетти остановиться — и она подавляет первое же возникшее из инстинкта самосохранения желание разорвать контакт, подавляет и заставляет себя сосредоточиться. Неужели она думала, что все будет просто? Конечно, нет.
За смазанным воспоминанием неожиданно появляется очень простое, но четкое: в квартире, где порог заставлен пустыми бутылками, словно бы мистер ждет прихода уборщицы, которая вынесет все это за ним, он что-то жадно ищет. Бетти едва сдерживается, чтобы недовольно не цокнуть языком от того, что не догадалась сразу. Он ищет не пустую. Он пьет, и картинка, до этого державшаяся строго, начинает постепенно рассыпаться.
Бетти прерывает контакт. Мистер Берджесс смотрит на нее слегка удивленно.
Хорошо, перед ней пьяница, если называть вещи своими именами. Но что это дает? Бетти долго смотрит на Берджесса, но в конце концов ее осеняет — первое, что она обычно видит, стоит ей влезть в чужое сознание — то, что произошло пару-тройку минут назад или то, что непосредственно связано с последним действием, осознанным и обдуманным. Странно, но у мистера этого как будто нет.
Старик переводит недоумевающий взгляд на миссис Хоггарт, и Бетти, улыбнувшись, пытается привлечь его внимание назад:
— Мистер Берджесс, посмотрите на меня.
Облизав пересохшие губы, Бетти пробует еще раз. Она ищет, словно маггловская полицейская собака, воспоминание о том, как он пришел сюда, хоть что-нибудь, связанное с тем, когда и как его пригласила миссис Хоггарт, но вместо этого получает все те же смазанные картинки перемежающиеся с пустотой.
Как болит голова, драккл его раздери.
На этот раз Бетти разрывает контакт почти сразу, и, когда перед ее взором темнота близкая к потери сознания наконец сменяется на кабинет, в котором она находится, Беатрис позволяет себе взглянуть не на мужчину, а на Хоггарт.
Ей стоило и предупредить.
— Потеря близких к этому моменту воспоминаний, нарушение связей — и логических, и ассоциативных, но вряд ли в этом виноват только алкоголь.
От Берджесса не несет — он трезв.

— Не нужно укрепляющего, — предупреждает Беатрис, больше в силу того, что пока не собирается пить ничего в этой зельедельческой лаборатории, в меньшей — потому как оно ей действительно не нужно. Головокружение проходит быстро, и остается только тупая боль в висках, которой хватит лишь на час, если Бетти больше не будет предпринимать попыток легилименции.
Она слушает миссис Хоггарт и, когда та встает, чтобы взять что-то с книжных полок, качает головой. То, о чем говорит эта женщина, едва ли возможно: Бетти видела стертую память и знала, что так или иначе, ассоциации, которые были связаны с утраченным воспоминанием, подталкивали, указывали на то, что было стерто. С этим ... Альцгеймером? Кажется, так. С этой болезнью утрачивались сами связи — как она планировала их восстановить?
— Пока к нему не вернется способность строить эти связи, он так и будет забывать, — нехотя подмечает она, хоть и обещала себе ничего не говорить, пока не подпишет контракт.
Но миссис Хоггарт протягивает ей книги, какие-то странные — маггловские что ли? — и Бетти понимает, что контракт, в общем-то у нее в кармане.
Жаль только, ее это не успокаивает.
— У него нестабильное сознание — его трудно удерживать открытым долго, — коротко отвечает Бетти на резонный вопрос миссис Хоггарт.
Она, видимо, медик — неудивительно, что заметила.
Но Бетти молчит о том, что еще труднее — не заблудиться в чужом сознании, которое испещрено одинаковыми кадрами, как в ловушке и найти путь назад. К тому же, чем глубже приходится погружаться, тем... больше последствий. Поэтому Беатрис все еще думала: думала отказаться.
Ни один здравомыслящий легилимент не согласится постоянно контактировать с такими экземплярами.
— Мне нужно будет знать, что представляет из себя тот или иной человек, особенно, если это влияет на его... воспоминания. Мистер Берджесс — пьяница, и это мешает работе гораздо больше, чем то, что он потерял часть воспоминаний. И еще: работа в полной тишине, никто не вмешивается во время контакта и не пытается разорвать его извне, что бы не происходило — это важно, миссис Хоггарт.
Тогда, — думает Бетти, — тогда, возможно, она согласится.

Все, о чем так вдохновенно и хвастливо говорит ей миссис Хоггарт, Бетти не интересно.
Все это время Бетти молча прикидывает, сколько ей придется продержать открытым чужое сознание, чтобы заработать хоть сколько-нибудь приличную сумму за день: приличнее, чем то, что она имеет, продавая украденные воспоминания. Затем она напоминает себе о риске — большом риске для собственной головы и жизни — и накидывает сверху.
Накидывает, правда сказать, немного: с учетом того, что миссис Хоггарт дает ей новое поле для практики и, вероятно, новые знания, которые ей ой как пригодятся. Предложение миссис Хоггарт кажется вкусным, как свежая выпечка.
Но Бетти еще какое-то время молчит, хмуро, обдумывая это соглашение о неразглашении — ей оно неудобно, ведь большую часть своей осознанной жизни она только и делала, что обменивала информацию на деньги, а здесь — такая засада, но Бетти оценивает перспективы, и спустя минуту этот факт заставляет ее согласиться:
— Час работы с сознанием, подобным этому, подорвет здоровье любому самому опытному легилименту, миссис Хоггарт. Пять галлеонов и ни кнатом меньше за каждого вашего мистера Бёрджесса, соглашение я подпишу.
Возможно, ей действительно потребуются зелья, но она возьмет их из рук этой женщины только тогда, когда будет уверена в ней.
Первое время она лучше потратится на них сама.