Тому не раз повторяли, что он ведет себя как бессмертный, но несмотря на настойчивые предложения секретаря, Том отказался от водителя, и четыре часа вел машину по заснеженной дороге. Нога изредка напоминала о себе, но Тома эта нисколько не удручало, лишь напоминало ему, что он все еще живой человек, из плоти и крови, и с точки зрения вселенной у него нет ни капли власти, потому как его жизнь может оборваться в любой момент.
Перед беседой с Джин Хоггарт это было хорошим напоминанием, лучшим. В конце концов, он редко встречался с людьми, которые как и он были готовы проводить опыты на живых людях. Ему было интересно взглянуть на нее, и любопытство раздражало его как конфета непоседливого ребенка.

Том бросил машину за квартал от дома Джин, решившись пройтись пешком. С ним был набор отмычек на все случаи жизни и пистолет, хотя Том прекрасно помнил из курса физики, что нет ничего выше скорости света, и если они решат проверить, что быстрее — пуля или заклинание — ему, скорее всего, не повезет.
Неспешно Том миновал запертую калитку, затем — входную дверь, и почти сразу столкнулся со щенком добермана, который если и должен был быть внушительным и довольно агрессивным охранником, то только в будущем, а пока Том только улыбнулся зубастому созданию, и когда щенок опасливо подошел ближе, почесал его за ухом.
Всяка тварь любит ласку, ему ли не знать.

Дом у Джин был добротным и нравился хозяйке — это было понятно по тому, что обставлен он был со вкусом и выглядел вполне жилым, пусть что-то и немного выбивало Тома из колеи. Какие-то детали — он просто пока не понял, что именно. Ливингстон медленно прошел первый этаж, больше запоминая, чем анализируя, и, наткнувшись на втором на одну запертую дверь — запертую и неподдающуюся ни одной отмычке — вернулся назад. Он не знал, во сколько Джин Хоггарт вернется сегодня домой, ее планы могли сильно измениться из-за пропажи Карен и обузы в виде ее ребенка, но его это и не слишком волновало.
К ее приходу он успел сварить себе кофе, покормить ее щенка, и встретил Джин, подперев плечом коробку двери, прямо напротив входа в дом.
— Добрый вечер, миссис Хоггарт, — едва ли не весело поприветствовал он ее. — Палочку можете не доставать, я здесь исключительно с добрыми намерениями.

Том ничего не говорил, пока варил ей кофе, наслаждаясь ситуацией и наблюдая если не за растущим бешенством хозяйки дома, то за мрачным неудовольствием как минимум. Когда она вошла и сняла совершенно неподходящий шарф, Ливингстон понял, что же он упустил, осматривая дом: скорбь. И понял, что потеря Карен должна была ударить по ней вдвойне — возможно, это ему на руку. Возможно, тогда она будет сговорчивее.
Ему все еще не хотелось отправлять воспоминание о несчастной четырнадцатилетней девочке на полку с отчетами.
— Карен у меня, — подтвердил Том, ставя перед миссис Хоггарт чашку. — И пока она только напугана происходящим. Если мы придем с вами к консенсусу, то она вернется целой и невредимой. И, конечно же, ничего не будет помнить о своем приключении.
По мнению Тома это был широкий жест — так, в дальнейшем Хоггарт могла бы не бояться того, что за ней теперь следит ее собственный секретарь, могла бы наслаждаться иллюзией спокойной, размеренной жизни.
— С вами же я хочу поговорить о долгосрочном сотрудничестве. Как вы понимаете, речь пойдет о ваших исследованиях. В первую очередь, о генетических. Я готов платить за результаты, которые вы уже получили, за результаты, которые вы планируете получить, и за вашу кропотливую работу, — продолжал Ливингстон, взвешивая каждое слово, как если бы рассчитывал, что миссис Хоггарт была опытным переговорщиком, и могла взвесить все риски, в паузах между словами.
Могла понять, что он хочет заполучить ее в свою команду, а, значит, сохранить нейтралитет или переметнуться на чью-либо сторону без серьезных опасений за собственную жизнь у нее уже не получится.
Могла ли?
— Впрочем, за Карен я рассчитываю получить все, что у вас уже есть, — любезно вернулся Том к основному предмету спора. — Результаты, выкладки, подсчеты, пробные образцы — все. Если, конечно, Карен вам дорога. Остальные условия обсуждаемы.

Том усмехнулся: миссис Хоггарт так хотела контролировать ситуацию, так хотела раздавать ценные указания, что не видела главного — он все равно получит то, что ему нужно. Особенно теперь, когда она нехотя признала, что ставит жизнь одного человека выше науки, этику выше истины. Жаль. В его команде работали люди, с которыми дела обстояли несколько иначе.
— Значит вы восстановите все, что нужно, в письменной форме и передадите мне в единственном экземпляре. Мы условимся о времени, когда с вашей стороны все будет готово для передачи, и о месте — нейтральном для всех. Только тогда вы получите Карен назад, — поправил он миссис Хоггарт, обозначая границы, за которые ей пока не стоило выходить. Он не собирался жертвовать единственным рычагом давления так легко и так скоро, ведь ясно как день, что его надежда в лице Джин может очень скоро соскочить с крючка, что она совершенно точно попытается это сделать.
Ливингстон поправил очки на переносице, раздумывая, стоит ли ему назвать свое настоящее имя и чем это будет чревато, а затем, коротко улыбнувшись, представился:
— Вы можете называть меня "Том". С моей стороны условий немного, миссис Хоггарт: конфиденциальность, честность, верность. Первое защитит вас от недоброжелателей и шантажистов, второе — от меня, третье — от самой себя. Предполагается, что наше сотрудничество может быть прервано в двух случаях: вы больше не захотите заниматься исследованиями в принципе и оставите все свои труды другим людям, а сами продолжите тихую жизнь вдалеке от серьезных проблем, или же вы умрете, — он сделал паузу, в надежде, что его прямолинейность будет оценена по достоинству, и продолжил:
— Взамен вы можете потребовать не только то, что облегчит вам работу, но и преференции лично для себя или тех, кому вы чем-то обязаны. Чего вы хотите, Джин?

О, она была упряма. Том считал это качество не всегда уместным и, тем более, не всегда полезным — особенно для женщины. А еще она хотела знать как можно больше, все еще не понимая, даже после того как пришли за Карен, даже после того как пришли к ней самой, что любое знание чревато проблемами, и зависимость между этими величинами, к сожалению, прямо пропорциональна.
  — Я представляю правительство, миссис Хоггарт. И я дам вам четыре дня, чтобы вы ничего не упустили для успешного обмена. Если вы боитесь обмана с моей стороны, то могу предложить вам свидетеля и Непреложный обет, но, увы, тогда и дальнейшее наше сотрудничество вряд ли будет предполагать хоть какое-нибудь доверие.
Интересно, а она хотела бы ограничить себя клятвами до конца дней, чтобы опасаться выйти лишний раз из дома?
Впрочем, его это волновать не должно. Том повторил свой последний вопрос, развернув его чуть шире:
  — Так чего вы хотите, опуская ту часть, в которой вы лечите неизлечимые до сего дня болезни, спасаете чужих мужей или детей от неминуемой гибели и оказываетесь все ближе к истине, которую так ищете?
Он знал, что миссис Хоггарт вряд ли охватит спасительная блажь, и она решит, что ей начертано быть мессией. Ему казалось, что ее, как и любого, можно купить — нужно лишь узнать цену, и это все, что его теперь интересовало.

Отредактировано Thomas Livingston (2019-05-26 00:00:26)

Возможно, она лгала. Что еще вероятнее, жизнь Карен ее, как и Тома, волновала не больше, чем дорогое сердцу воспоминание о прошлом.
— Хорошо, — согласился Ливингстон на все и сразу: он предложил ей, неслыханно, сделку на равных, а она все еще хитрила. Либо она определенно не готова расстаться со своими секретами, но готова рискнуть как минимум жизнью секретарши, которая отказалась за ней следить, либо просто дура. В обоих случаях Том был чрезвычайно разочарован.
Еще больше он был разочарован ее вторым ответом. Когда она сказала про мертвецов, Том рассмеялся. Рассмеялся от души, почти по-детски искренно, и тут же все понял о ней: сентиментальная, как и все женщины, не оправившаяся от своей единственной утраты, желающая воздать природе и мирозданию по заслугам. Знал бы он это до своего визита, не стал бы с ней договариваться вовсе. Впрочем, у него еще будет время подослать кого-нибудь в ее лабораторию. Или перекупить того, кто в ней уже работает. Сама Джин Хоггарт его больше не интересовала.
Со все еще скользящей по губам улыбкой, Том ответил:
— Мертвые должны оставаться мертвыми. Когда вы это поймете, научитесь принимать правильные решения.
Теперь был черед подтолкнуть ее к еще одному, неправильному:
— Обет, и на этом мы расстанемся.

— Я уже достаточно шел вам на уступки, Джин, — произнес Том, не отводя взгляда. Его уже порядком утомила эта женщина и даже ее окружение: он столько времени потратил на слежку, что с тем же успехом мог похитить саму Джин, и переступить через нее, как через обычное препятствие. Больше всего его раздражало неприятие его щедрости: в конце концов, Непреложный — единственное, на что она могла рассчитывать, если действительно хотела вернуть Карен. А теперь все скатилось к жалкому торгашеству. Впрочем, стоило ли ждать, что все пойдет как по маслу?
По мнению Ливингстона, Джин Хоггарт не нужно было знать, на какое именно правительство Том предлагает ей работать, как и то, что он — маггл. Он был уверен в том, что она не сохранит эту информацию сейчас, когда нет возможности стребовать с нее и эту клятву, и очень скоро комитет, да и все Министерство будет стоять на ушах — Том же намеревался пока сохранить свой подступ к миру магии в тайне.
Нет, пока страдала конфиденциальность, Джин Хоггарт не должна была знать даже его полное имя. Оставалось понять, должен ли он пойти ва-банк ради ее исследований, и чем все это может для него, да и для магглов в принципе, обернуться.
— И у меня не больше причин доверять вам, чем вам — мне, но если вы хотите, чтобы сделка состоялась, поклянетесь первой. Или же я могу вернуться к Непреложному, я делаю вам это предложение первый и последний раз.

Том с едва заметным интересом следил за Хоггарт, отметив про себя, что магия не берет в расчет маггловские браки — он бы вряд ли подумал о такой мелочи, если бы не обет, который ему собирались принести и собирались довольно медленно. Неужели она рассчитывала, что он ответит на ее только начавшееся действие зеркально? Какая глупость.
Вместо этого Том достал из кармана рубашки, в которой всегда была полупустая пачка, сигарету и зажигалку, а затем с наслаждением закурил. Ему некуда было торопиться: он дал отмашку своим ребятам на завтрашнее утро, случись с ним что, и тогда от Карен уже не останется ничего, что можно было бы передать Хоггарт, а пока в его распоряжении оставался телефонный звонок или весь вечер и ночная дорога из Ливерпуля в Лондон.
Когда клятва была дана, вместе с дымом Том выдохнул очередную усмешку:
— Неужели тайна ваших исследований равноценна жизни одного человека? Вы впервые за всю нашу беседу по-настоящему удивили меня.
Пожалуй, она действительно не могла удивить Тома ничем, кроме этого вымученного согласия. Самому Тому теперь осталось лишь по-честному распорядиться жизнью Карен, которая принадлежала ему еще с тех пор, как он спас ее от безумной матери.

Отредактировано Thomas Livingston (2019-05-29 21:32:28)

Когда Хоггарт взглянула на часы, желание уколоть ее пересилило привычную рассудочность. Вероятно от того, что в глазах любого самого дрянного волшебника читалось превосходство над простыми смертными: у магов не было ни нормальной науки, ни искусства, ни мужества, если они до сих пор предпочитали рыскать по подвалам, как крысы, прячась за Статутом, будто за воротами в Рай. А, может быть, ему просто хотелось показать ей ее место.
Том задел пепельницу краем ладони — она пододвинула слишком близко.
— Самое интересное, Джин, что я дважды предложил вам честную сделку, и оба раза вы от нее отказались. Не удивлюсь, что я получу только часть из того, на что рассчитывал изначально. Не обессудьте, — он загасил окурок, и в воздухе так и повисло не прозвучавшее «что и вы — только часть», — мне в самом деле пора.
Уже у порога, набросив пальто, он сказал ей:
— Седьмого числа в шесть вечера я буду ждать вас на Холланд-стрит со стороны Художественной галереи. Не опаздывайте.

Отредактировано Thomas Livingston (2019-05-29 22:49:48)