Марлин родилась 15 января 1945 года в семье неродовитого чистокровного мага и полукровки и по трагическому стечению обстоятельств стала единственным вкладом МакКиннонов в послевоенный бэби-бум. Ей было чуть больше двух лет, когда их маленький домик сгорел дотла, а находящегося внутри Роджера МакКиннона спасти не удалось. Сотрудники Министерства, работавшие на пожарище, рассказали безутешной вдове, что, скорее всего, огонь имел не бытовое, а магическое происхождение, поговаривали и об экспериментальной магии, вышедшей из-под контроля. Держа на руках хлопающую испуганными глазами Марлин, Кэтлин МакКиннон скорбно кивала: ее муж был весьма любознательным, но далеко не самым осторожным человеком. Враз оставшейся и без супруга, и без жилья, Кэтлин не оставалось ничего иного, как перебраться в дом в Йорке, оставленный ей еще бабушкой-магглой. Очень скоро она обнаружила, что жить среди простецов и растить дочь куда удобнее, полностью отказавшись от магии. Да, возможно, стирка стала занимать куда больше времени, зато не нужно было дрожать всякий раз, как взмахнешь палочкой, опасаясь, что невольно нарушишь Статут о секретности из-за излишне любопытных соседей. Так и вышло, что Марлин все детство провела как обычный маггловский ребенок, не обращая внимания на порой случающиеся с нею странные вещи. Пока однажды, когда девочке исполнилось 11, на крышу их дома не приземлилась большая и пушистая сова. Кэтлин повертела в руках конверт, досадливо постучала пергаментным уголком по столу и, дозвавшись дочь с улицы, принялась рассказывать ей правду об их семье. Надо сказать, Марлин поначалу не слишком обрадовалась приглашению в Хогвартс – она была уверена, что пойдет в ту же школу, что и все ее друзья, и даже решительно отказалась ехать в какой-то там непонятный пансионат. Но матери удалось ее переубедить: Кэтлин, несмотря на свой эксцентричный для многих магов образ жизни, хорошо понимала, как важно юной волшебнице получить образование и встроиться в магический социум. Во время распределения шляпа надолго задержалась на голове Марлин, колеблясь между Гриффиндором и Рэйвенкло, но сама девочка никогда не считала храбрость саму по себе такой уж заслугой, поэтому без колебаний выбрала подопечных Ровены. В школе она не потерялась. Энергичная, независимая Марлин выделялась на фоне погруженных в книги однокашников, не в последнюю очередь тем, что, в отличие даже от многих магглорожденных, не потеряла связи с маггловским миром. С каждых каникул она привозила в школу маггловские книжки, рассказывала о фильмах, вышедших на экраны за лето, а то и щеголяла в немыслимых нарядах, порой даже не набрасывая поверх привычную форменную мантию. На старших курсах Марлин пошла дальше, освоив кустарный способ переноса маггловских записей на магические пластинки, и если кто-то из чистокровных магов того выпуска что-то знал о «Битлз», в этом определенно была заслуга Марлин. Несмотря на все это, ярой хулиганкой она никогда не была и училась хорошо. Исследовательская жилка от отца сошлась в ней с материнским прагматизмом, и Марлин писала неплохие исследовательские работы, многие из которых строились на сравнении маггловского и магического мира. Неплохо успевая по всем предметам, она также проявляла себя в Дуэльном клубе и даже играла несколько лет в факультетской сборной по квиддичу, пока не бросила это дело ради подготовки к ТРИТОН. В общем, при выпуске Марлин дали отличную характеристику, которая позволила ей без проблем поступить на стажировку в Аврорат.

На работе Марлин быстро укрепилась в звании хорошего специалиста, но никогда особенно не звездила: у нее был отличный процент раскрываемости, минимальные сопутствующие потери, но главное – она не закатывала скандалы начальству, если дело не доходило до суда или разваливалось там по независящим от Аврората причинам. Во многом все дело было в том, что Марлин, как типичный сыщик, радела больше за правду, чем за справедливость, и, найдя виновного и установив картину событий, несколько теряла интерес к дальнейшей судьбе преступника.

Возможно, именно эта кажущаяся гибкость стала причиной того, что Марлин неожиданно одной из первой пригласили в КНБ – неожиданно, поскольку слухи о новой организации ходили разные, и считалось, что полукровок там не слишком жалуют. Многие ожидали, что принципиальная магглолюбка МакКиннон откажется, но та, подумав, подала документы на перевод. Объясняла она это тем, что слухам не верит, зарплата достойная, да и ее опыт и знания могут хорошо послужить комитету, но существовала и еще одна причина: какие-то небольшие, совсем незначительные несоответствия, которые всплывали в резонансных делах и изучить которые подробнее можно было только в КНБ.

Однако резонансных дел ей не доверяли: очень скоро Марлин поняла, что ее «опыт и знания» были нужны лишь для того, чтобы повесить на нее дела пропавших волшебников, причем, как порой ей казалось, от нее ждали только одного – найти в этих происшествиях некий маггловский след. След не находился, дела оставались безнадежными «висяками», но, казалось, никого это не беспокоило: Марлин исправно платили жалование, привлекали к не самым громким случаям и в целом почти не замечали. И это было ей на руку. Быстро справляясь со своей частью работы в группе, Марлин все чаще оставалась на работе подольше и вела свое собственное расследование о нераскрытых исчезновениях. И накопала достаточно, чтобы в самом громком деле столетия, когда КНБ, сбившись с ног, рыл под Бэгнольд, прийти к начальству с кипой листов и подозрениями, что министр – не тот, кто им нужен.

Марлин не услышали. А после того, как Бэгнольд нашли погибшей, она притихла сама, беспомощно наблюдая за последующим судилищем над Дамблдором. У нее было слишком мало времени и доказательств, чтобы на что-то повлиять. Но пока ей еще не так уж интересуется Отдел внутренней безопасности, можно попытаться восполнить этот пробел и выяснить, что все-таки прогнило в Британском королевстве.

Смайт был знаком с Лестрейдом достаточно формально: несколько раз Рэд проходил в его расследованиях как источник информации – весьма упертый и неуступчивый источник, кстати говоря. Но вчера сквиб позвонил сам и подкинул стоящий заказ, гарантировав даже личную протекцию. Дело обещало быть резонансным – серийные убийства детей всегда вызывают повышенный ажиотаж, а в данном случае имелся и еще один аспект: маньяк, цель которого – юные магглорожденные волшебники, мог серьезно усложнить и без того натянутые взаимоотношения магов и простецов, что грозило большими проблемами для агентства «Сандерс и Смайт». Именно под этим предлогом Уолтер оставил старика Сандерса подбивать месячный баланс в одиночку и 29 июля сел в такси, отвезшее его к дому Хорнстов. Жилище выглядело подчеркнуто маггловским, поэтому авроры, как ни старались они слиться с чуждой обстановкой, казались здесь неуместными – впрочем, точно так же в этой комнате смотрелись бы и обычные полицейские. Смайт коротко поприветствовал присутствующих и представился, после чего полностью сосредоточил свое внимание на клиентке. Сандра Хорнст была одна – детектив давно заметил, что женщины, вопреки стереотипам, переносят горе куда более стойко, чем мужчины, - и, судя по рассказам Рэда, это было им только на руку. Детектив успел сказать хозяйке лишь несколько слов: дежурные соболезнования и обещание по итогам ритуала обсудить с ней стратегию расследования, чтобы миссис Хорнст была в курсе мер, принимаемых для розыска убийцы ее дочери. Когда мисс Боунс начала подготовку к сеансу, Смайт счел за лучшее прекратить беседу и вести себя как семейный адвокат – держаться в тени, помалкивать до поры, но при этом ненавязчиво демонстрировать, что он здесь представляет в первую очередь интересы своего клиента.

Спиритический сеанс был не самым распространенным методом расследования в копилке Смайта – отчасти потому, что он сам не имел выдающихся талантов к Прорицанию, а найти хороших медиумов в Британии было не слишком легко. Вместе с тем и нетипичные полтергейсты не так часто попадались на его пути, а ритуал был отличной возможностью сразу выяснить, насколько тяжело будет работать в одной связке с министерскими. Мисс Боунс, если верить полученной о ней информации, была женщиной рациональной, и, кроме того, вряд ли бы стала вмешиваться не в свою часть расследования. Доусон выглядел более удачным назначением на это дело, чем молодой да ранний Линакр, пару раз уже прогремевший в газетах после успешных задержаний: Смайт был первым, кто ценил перспективную молодежь, но надежный служака с поверенными методами (а Уолтер полагал, что Доусон был именно таким) с меньшей вероятностью будет путаться под ногами. Проблемы могла вызвать мисс Гамп – совсем молоденькая девчушка, на которую за вчерашний вечер не удалось найти чего-то более-менее определенного. Ходили слухи, правда, что это дело в маггловской прессе раскопала именно она – по крайней мере, Смайт не удивился бы этому, если сведения о специфике ее работы в Аврорате верны, - а значит, девушка могла считать это расследование своим трамплином к головокружительной карьере. И это было бы весьма некстати, откровенно говоря.