Бенджи честно пытался следовать всем рекомендациям Аластора. Их было не просто много – их было чертовски много, и порой хотелось завести специальный гроссбух, чтобы ставить галочки напротив выполнения каждой предосторожности.
Не есть и не пить из чужой посуды. Отсюда – по возможности не есть и не пить вне дома или кабинета. Каждые пятнадцать минут раскидывать следящие чары. Каждые пять – проверять вредноскоп. Использовать при общении со знакомыми систему пароль-отзыв. Не пускать на порог незнакомцев. При необходимости публичной поездки брать в сопровождение боевую двойку авроров. Носить с собой мантию-невидимку, списанную из министерских запасников. Ежедневно проверять склянки с зельями. Не забывать надевать амулеты.

Бенджамин только-только проверил вредноскоп и собрался отпить собственноручно приготовленный чай, когда в дверь постучали.

Среди сотни рекомендаций затерялась одна, которой Фенвик придавал наименьшее значение. И касалась она дверных ручек. Теория гласила, что они являются одним из самых удобных мест для применения злонамеренных чар. Теория гласила, что никогда не следует браться за дверные ручки голыми руками. Теория гласила, что около 90 процентов магов, ее слышащих, забывали о ней примерно через пятнадцать минут.

Фенвик спустился по лестнице, завязывая халат. Если в ночи кто-то стучится тебе в дверь – жди дурного. Никто не приходит ночью, чтобы просто выпить чашечку чая или поговорить о котировках золота на гоблинском рынке. Ночью приходят, чтобы сообщить о чьей-то смерти или убить тебя самого.

Бенджи коснулся дверной ручки машинально, просто положил руку – и вопрос, который он хотел задать ночному визитеру, замер на губах. Ладонь обожгло адским пламенем, и тут же амулет, который он не снимал даже ночью, обуглился под тканью халата.

Через десять минут начали появляться первые симптомы. Поначалу Фенвик думал, что амулет отразил проклятье, но вскоре обнаружил себя сидящим на кухне, хотя еще мгновение назад разливал рябиновый отвар по склянкам в подвале. Поначалу не придал значения, но на следующий день вместо того, чтобы аппарировать ко входу в Министерство, оказался на Таймс-сквер. Тем же днем очнулся у дверей Отдела Тайн.

Штатный колдомедик развел руками. Предположил, что происходящее – реакция на стресс, связанный с недавними событиями («Нам всем тяжело, мистер Фенвик, мы все пребываем в шоке, просто вы оказались к этому более чувствительны»), и Бенджамин ушел, коротко улыбнувшись и мысленно наградив парнишку парочкой забористых эпитетов.

В Мунго посоветовали взять пару дней отгула и (видит Мерлин, они все сговорились) выпить успокоительного зелья. Через восемнадцать минут Бенджамин обнаружил себя бредущим по дороге одного из маггловских кварталов. Минуты выпадали из его жизни. Он боялся подумать о том, что мог сотворить под действием чар. Сейчас время стоило слишком дорого, чтобы позволять себе такое с ним обращение.

- Миссис Хоггарт? - Бенджамин осоловело моргает. За открывшейся перед его лицом дверью стоит она, Джин Хоггарт, а в руке он сжимает клочок бумаги, на котором чьим-то знакомым почерком написан ее адрес. Он не помнит чьим, и затрудняется ответить, где находится, но машинально проходит в дом и гладит прыгающего вокруг его ног пса. – Прошу прощения за поздний визит и извините, если я вас напугал. Зовите меня Бенджамин, мы скорее всего не знакомы, но вас рекомендовали мне как высококлассного специалиста, а именно то, что мне нужно.

В следующее мгновение его глаза пустеют. Рука продолжает водить по воздуху – там, где только что был собачий загривок.

Что может быть хуже потери рассудка? Только потеря рассудка, когда на твоих плечах лежит ответственность за чужие жизни.
Потеря рассудка была самым большим страхом Бенджамина Фенвика. Один из его прадедов умер, считая невидимых пауков на стенах психиатрического отделения Мунго, и этот факт не выходил из головы ни на минуту. В безумии было что-то притягательное, наверное, возможность избавления от боли и тревог – и это пугало сильнее всего.

Не отдавая себе отчета о том, что делает, Фенвик проходит в дом и снимает мантию. Отмечает, что не переоделся в повседневную одежду и заявился прямо в министерском костюме. Разум запоздало подсказывает, что пора бы проверить вредноскоп – и Бенджи слепо смотрит на наручные часы, под стеклом которых скользят расплывчатые тени. Тени всегда рядом – но сейчас они хотя бы не стоят у него за спиной.

Картинка перед глазами рассыпается на кусочки. Саднит ожог от амулета. Он так и не залечил его, хотя это не заняло бы и минуты.
Во взгляде Джин читается профессиональный интерес. Фенвик берет из корзинки печенье и крутит в руках, понимая, что не ел со вчерашнего вечера, но абсолютно не чувствует голода.

Пес кладет тяжелую голову ему на колени, и Бенджи смотрит на него с благодарностью. Водит рукой по теплому меху, и мысли упорядочиваются, позволяя изложить наконец причину визита.

- Да, пожалуйста, - он неловко улыбается и закатывает рукав пиджака, позволяя прощупать пульс. Что-то подсказывает, что еще пара часов, и он позволит делать с собой что угодно и кому угодно. – Как вы уже поняли, мне нужна ваша помощь. Вчера я не проявил должной осторожности и нарвался на проклятье. Думал, что амулет его отразил, но потом стал замечать провалы в памяти. Потеря аппетита, угасание когнитивных способностей.

Он посмотрел на пса, славного пса, который не позволял мыслям расползтись по углам, как напуганным светом тараканам.

- По правде говоря, я даже не помню, кто дал мне ваш адрес, – Бенджи старается контролировать свой голос, но он вибрирует от страха.

У Джин прохладные руки. Бенджи останавливает взгляд на мужских часах, так неуместно смотрящихся на узком запястье, и видит за ними историю. И если дверь незваному ночному гостю открыла женщина, а не обладатель этих часов, то история эта вряд ли заканчивается традиционным «долго и счастливо». Впрочем, спрашивать об этом Фенвик посчитал бы невежливым даже в более благополучные времена, а сейчас чужая личная жизнь его не интересовала и подавно.

- Да, схватился за ручку двери. Вспышек не было, сияния тоже. Обожгло пальцы, амулет оплавился. – Он машинально провел рукой по груди, там, где под пиджаком и рубашкой алел круглый след от зачарованного галеона.

Бенджи вздрагивает, когда прохладная ладонь касается его лба. Он вверяет свою жизнь в руки неизвестной ведьмы – за такое его по голове не погладят. Ее прикосновения аккуратны и точны, как у опытного доктора, но ничто не мешает миссис Хоггарт оказаться тайным агентом.

- Я помню почти всё, просто некоторые перемещения выпали из памяти. Вчера вечером, после самого происшествия, я был в подвале, а в следующую секунду – уже на кухне. Сегодня я аппарировал на Таймс-сквер, потом оказался в другом отделе. За несколько минут до последнего провала посмотрел на часы – потом потерял примерно десять минут. 

В последнее время тайные агенты мерещатся Фенвику повсюду. Тайные агенты и злодейские заговоры. Пожилая дама с собакой, проходящая мимо окон его дома, девчонка-подросток, шаркающая позади на вечерней улице и напевающая что-то из магловского поп-рока, коллеги в Министерстве – как он может ручаться, что кто-то из них не собирается уложить его на лопатки и вогнать нож промеж ребер? Убить его, а заодно и единственную надежду волшебного мира на спокойное будущее без войн и травли?

С каждым днем жизнь в таком мире всё больше походила на выживание. Не ровен час, он начнет приглядываться к розам в соседском саду, высматривая в них вражеских шпионов. Как он мог доверять кому-то, кто не знал отзывов на его пароли? Как он мог не сойти с ума, видя в каждом встречном убийцу? Как он мог стоять на своем, получая одно проклятое письмо за другим, обвешиваясь амулетами, как рождественская елка, и всё равно умудряясь нарваться на неприятности?

Как-то мог. Потому что знал, что он – единственный шанс Британии. Потому что видел, что его поддерживают. Потому что с каждым днем людей, которым он доверял и отзывы, и пароли, становилось всё больше. Потому что видел, что не имеет права сломаться.

Он снова теряет пару секунд, и ловит вопрос за полу одежды.

- Я не помню. Вроде вчера днем. В последнее время я часто забываю о еде, но стараюсь это контролировать, - он невесело улыбается. Нет нужды объяснять Джин, что в сегодняшних реалиях голову политического лидера занимают отнюдь не тосты с джемом.

Джин предлагает сделать биохимию крови. Фенвик напрягается. Проклятья на крови – самые долговечные и страшные, с такими не сравнятся дверные ручки и зачарованные письма. До его крови мечтают добраться сотни злопыхателей, и Аластор без устали повторяет, словно он бестолковый пятилетний мальчишка, что даже капля крови может стоить ему жизни. Неоправданный риск.

- Я прошу прощения, Джин, - Бенджи тщательно подбирает слова, чтобы не оскорбить волшебницу. – Но, поймите меня правильно, я не могу доверить вам свою кровь и спокойно пойти спать. Во-первых, я сейчас попросту не засну, во-вторых, именно из-за такого вот пренебрежительного отношения к мерам личной безопасности я сижу перед вами.

Он потер переносицу. Впору носить с собой склянку с сывороткой правды.

- Позвольте, я буду находиться рядом, чтобы видеть, как вы проводите анализ, - он чувствует себя мальчишкой, залезшим в чужой огород и диктующим местному псу, в каком направлении ему следует махать хвостом. – Еще раз прошу прощения. Но по-другому не получится.

Он отводит взгляд.

Бенджамин видит, что его состояние не вызывает у Джин излишнего оптимизма. Она выглядит как доктор, вновь столкнувшийся с болезнью, лекарство от которой будет изобретено в лучшем случае в следующем веке. Фенвик старается не делать поспешных выводов, но по всему выходит, что он в большой беде.

На месте Ордена он бы посадил себя под замок и выпускал бы только для интервью «Пророку» да заявлений на радио. Вокруг было слишком много людей, которые пытались его убить или свести с ума. Впрочем, с последним он вполне неплохо справлялся самостоятельно.

Пес поднимает голову с его колен и убегает вглубь дома. Бенджамин провожает его взглядом, затем неуверенно встает, пробуя, не начали ли отказывать ноги. С ними всё в порядке, а вот в голове тикает бомба замедленного действия, которая в любую минуту может заставить его делать что угодно. Бенджи на долю секунды замирает, раздумывая, нужно ли взять палочку, но вспоминает заветы Аластора и перекладывает ее из кармана уличной мантии в чехол не бедре.

Джин не оскорбляется от его предложения. Это радует. Похоже, она действительно кое-что понимает в этой жизни, и даже не будет его осуждать за излишнюю бдительность. Ему часто говорят, что бдительность не бывает излишней, но Бенджи уверен, что именно она ведет на скользкую дорожку сумасшествия.

Хоггарт положительно оценивает его пустой желудок, и тут же поправляет сама себя. Бенджи невесело улыбается, отмечая, что они оба играют по одним и тем же правилам, почему-то опасаясь обидеть друг друга неловким словом. По правде говоря, она могла назвать его ослом или дать оплеуху – Фенвик сейчас готов был стерпеть что угодно, лишь бы снова вернуться в строй.

Он послушно бредет за Джин в лабораторию. Сиротливо садится на одинокий стул, упирает взгляд в приборы, которыми заставлена комната. Охранная система на крови – слишком брутально для такой хрупкой женщины. Чашка стоит на столе, и он видит пятна белых ламп, отражающееся в чае. Анализ крови, дверь с защитой по крови, кровь льется со страниц газет, кровь течет по сливным желобам на улицах. Отчаянные времена.

Он снова вздрагивает, когда Джин оказывается рядом. Снимает пиджак и оставляет его висеть на спинке стула, как шкуру убитого зверя. В последнее время он стал слишком нервным, и в этом нет ничего удивительного. Когда даже дверная ручка пытается тебя убить, волей-неволей начнешь вздрагивать от резких звуков. Джин тем временем легко касается сгиба локтя. Приятно наблюдать за ее движениями – скупыми и точными, наполненными горького опыта. В Мунго кровь берут при помощи магии, и до сегодняшнего дня Фенвик никогда не видел, чтобы это делали с помощью иглы и жгута. Он зачарованно наблюдает, как пробирка наполняется его кровью.

Он снова теряет пару секунд – и Хоггарт уже стоит возле стола с реактивами. Она говорит малопонятные вещи, и Бенджи понимает только то, что эта леди не гнушается маггловскими терминами. Это крайне интересно, он никогда не смотрел на колдомедицину через призму медицины простецов, более того, эти вещи казались несопоставимыми – но у Джин очень просто получается уместить в одном предложении ментальное вмешательство и выработку гормонов. Следует обсудить эту тему с Кроуфордом, но для начала надо привести в порядок свои мозги.

Бенджи наблюдает, как Джин добавляет в кровь полупрозрачную жидкость и рассматривает результат на свет. Вопрос про чистокровность заставляет его сморщиться, словно в чай, который он только что отпил, выжали целый лимон.

- Да, чистокровный, - кивает он. Именно благодаря подобным вопросам мир пришел туда, куда пришел. – Достаточно сильный, раз уж на то пошло.

Фенвик опять вздрагивает – черт, да что с ним такое?! – когда один из приборов издает короткий писк. Джин просматривает вылезший из нутра прибора листок и старается сохранить невозмутимое лицо, но Бенджи прекрасно видит, что результаты ее не радуют. Хочет пошутить на тему того, сколько ему осталось, но на этот безобидный вопрос вполне можно получить слишком конкретный ответ.

- Смотря что вы имеете в виду. Паста бывает разная. В любом случае, не имею ничего против.

Она может научными терминами объяснить, что добавляет в его кровь какой-нибудь первоцвет и смертельную дозу темной магии, а Фенвик так и останется сидеть на этом стуле, заторможено моргая. Он машинально подносит к губам чашку с чаем, делает один глоток за другим, но с тем же успехом может пить воду из лужи. Никакого вкуса.

Он покорно спускается обратно на кухню, перекинув пиджак через плечо. Джин пытается придумать, чем его лечить – и, похоже, это не так просто, как он надеялся. У нее нет универсального зелья от всех болезней. Увы.

Бенджамин не сомневается, что Дамблдор смог бы исцелить его одним заклинанием. Альбус - настоящий дока в темных проклятьях. Теперь же он коротает время в Азкабане, отсчитывая дни до казни. Уму непостижимо. Это представляется сюжетом какого-то второсортного романа, но никак не частью повседневности.

  Джин выглядит потерянной, и Фенвик чувствует укол совести. Он заявился к ней в ночи, возможно, отвлек от важных дел. А если не отвлек, то в любом случае не имел права вот так врываться в чужую жизнь, требуя немедленного исцеления. Но, видит Мерлин, больше ему идти было некуда. Кто дал ему ее адрес? Где он вообще находится?

Фенвик вытаскивает из кармана брюк записку – Ливрепуль. Славно. Хотя бы не другая страна, а то шавки из КНБ немедленно ринулись бы на его поиски. Приводить в чужой дом потенциальных убийц он уж точно не планировал.

Морковь? Фенвик удивленно вскидывает брови. Улыбается - к нему давненько не обращались с такими просьбами. Почистить морковь, вот хохма, кандидат в министры магии, чистящий морковь на чужой кухне. Отличная вышла бы колдография для предвыборного плаката. Он представляет себя с тёркой и выпачканными морковным соком руками, улыбающимся с плакатов на стенах Косого переулка, и едва удерживается от смеха, вытягивая с верхней полки нужный инструмент. Когда он в последний раз тер морковь? Лет в одиннадцать? Или и тогда за него это делала мать или няня?

Он неуверенно проводит морковью по зубчатой поверхности. Решает лишний раз не использовать магию, кто знает, сколько электроники в этом доме. Забавно. И прекрасно отвлекает от ненужных мыслей. Пес оглядывается и высовывает розовый язык, тоже улыбаясь невиданному зрелищу.

- Сердечный приступ мне точно не нужен, - Бенджамин ставит миску с натертой морковью рядом с Джин. Замирает, когда она упоминает покойного министра. Похоже, отдать свой голос миссис Хоггарт планировала как раз за Бенджи.

Он возвращается к столу и садится.

- Как вы относитесь к аресту Дамблдора, Джин?

Фенвика не радуют выводы Джин. Не радует и ее сухой тон, словно зачитывающей ему главы из учебника по истории магии. Он прекрасно знает, что живет в сложное время, как знает и то, что Дамблдор не участвовал в создании Пожирателей, а, напротив, всеми силами пытался их истребить. Его могли пожурить за Орден Феникса, который в последнее время тоже частил с Непростительными, но казнить за риддловскую шайку?

Кто-то вел очень рискованную игру. Это была не швея с тонкими пальцами, перекраивающая мировое устройство и аккуратно штопающая появившиеся прорехи. Это был грубый мясник, рубящий с плеча и засыпающий дыры дерьмом и грязью. Он вырезал Бэгнольд, он казнил и изувечил сотни магглов и магглорожденных, а теперь занес топор и над Дамблдором.

Фенвик не знал, как ему помешать. Если у тебя в руке иголка, а у противника – мясницкий тесак, не следует лезть на рожон. В этом случае самым правильным решением будет посоветоваться с самим Альбусом, но запрос на посещение, который Бенджамин выслал еще вчерашним утром, пока оставался без ответа.

Перед ним была одна из его потенциальных избирательниц. И вот какая штука, невиновность Дамблдора не была для нее очевидной. Да, у них не было доказательств, но как можно доказать, что ты не умеешь превращать предметы в золото прикосновением руки или изрыгать пламя? Как можно поверить, что самый сильный волшебник после Мерлина взял да и решил создать для собственной утехи контору, которая будет нести смерть и безумие? Как вообще можно допустить такую мысль?

Бенджи заметно помрачнел. Он был почти уверен, что для Джин невиновность Дамблдора так же очевидна, как для него самого. Но выходило, что она, как и тысячи других волшебников, была готова принять идею о том, что Альбус преступник. Была готова оправдать Комитет и смириться с казнью.

- Миссис Хоггарт, - он начинал злиться и чеканить слова, словно находится не в гостях, а на планерке в департаменте. – Я как никто другой знаю, насколько сейчас сложное время. Я мониторю отчеты аврората и отдела происшествий и катастроф, и прекрасно знаю, сколько людей ежедневно отправляются к праотцам. Я знаю, к чему приведет победа Эйвери или Мафлоя, а может и Блэк, и мысль о полном истреблении магов меня совершенно не утешает. До этого момента мне казалось, что Эйвери и компания ведут настолько грубую игру, что это заметно даже далеким от политики людям, но я понял, что ошибаюсь.

Он встал и прошел в другой конец кухни. Его злость была безосновательна, и разумом он это понимал, но всё равно чувствовал, как где-то за ребрами разгорается пожар. Бенджи не имел права злиться на Джин, это глупо, она явно не была специалистом по подковерным играм Министерства. Он не должен был выказывать свою злость – он в чужом доме и это по крайней мере невежливо, не говоря уже о том, что Хоггарт может послать его ко всем чертям загибаться где-нибудь под ближайшим вязом. Но нервы звенели, как натянутые до предела струны.

- Простите меня, Джин, я в последнее время плохо контролирую эмоции. Это не действие проклятья, к сожалению. Наверное, просто устал. – он вернулся за стол. Провел ладонью по лицу. – Меня очень пугают ваши размышления. Вы смотрите в будущее, но, как мне кажется, не отдаете себе отчет, что не сможете его увидеть, если к власти придут Эйвери или Малфой. Вы не увидите, как возродится род волшебников, потому что вас попросту не оставят в живых. Я не помню вашей фамилии в списках чистокровных, значит, после их избрания вы будете в опале, как и я, как и еще тысяча волшебников и волшебниц и миллионы магглов. Если я проиграю выборы, я не успею утешить себя вашими рассуждениями о константах просто потому, что на следующей же день меня казнят или упрячут в Азкабан. Ваше отношение к собственной жизни и будущему страны – это то, что я больше всего боюсь увидеть в людях. Вы улыбаетесь, когда говорите это, как будто сегодняшний день и ближайшее будущее вас совершенно не интересуют. Чем вы живете, Джин? Далеким будущим или прошлым?

Сколько их таких, одиноких, разрозненных и разобщенных? Сколько магглорожденных прячутся от большого мира, лелея свою боль и страх, не доверяя голосу из радиоприемника свое будущее? Сколько обиженных и оскорбленных ничего не предпринимают только потому, что не знают, на что они способны? На что способна сила толпы, состоящей из одиночек?

И самый главный и сокровенный вопрос: что нужно сделать, что вывести эту толпу на улицы? Уж точно не сойти с ума из-за собственной глупости и неосторожности. Он дошел до момента, когда не принадлежит себе самому. Теперь следовало быть осторожнее в два, три, сорок три раза, ведь решение уже принято, и меньше чем через неделю его имя официально озвучат в списке кандидатов на пост министра.

Джин не отреагировала на его злость. В прошлом, а может и настоящем, она явно работала с душевнобольными или просто страдающими людьми, иного объяснения этому стоическому спокойствию Бенджамин не видел. Ведьма закуривает, и он успокаивает взгляд на струйке дыма, тянущейся от сигареты. 

Кухонный воздух загустел от ароматов еды и табака, но с тем же успехом это мог быть запах чего угодно – аппетита Фенвик всё еще не чувствовал. Ныл желудок, но сама мысль о еде вызывала отвращение, хотя еще пару дней назад он бы душу продал за домашнюю стряпню.

- Связи, деньги, положение – если они появятся, неужели вы тут же воспротивитесь злу и прекратите рассуждать о том, что негодяи будут наказаны самой природой через десятки, а то и сотни лет? Когда от вас самой не останется и пыли?

Чего он добивался? Она и так почти наверняка отдаст ему свой голос просто за неимением других вариантов. Переубеждать взрослую женщину со своим мировоззрением и жизненным опытом было просто глупо. Портить обоим настроение – попросту жестоко.
 
- Я не пытаюсь перетянуть вас на свою сторону, Джин. Умом я понимаю, что всё это пустые слова, но мне страшно видеть в вас эту апатию. В такие моменты мне кажется, что мир заслуживает того, что с ним происходит.

Последние слова он произносит едва слышно и смутно надеется, что собеседница их не разберет. Он говорит страшные вещи, вещи, которые не позволял себе озвучить долгие годы, и хорошо бы они остались за дверями этого дома. Фигуры за стеклом вредноскопа становятся отчетливей и ближе. Не пройдет и месяца, как они до него наконец доберутся.

- Вы сможете мне помочь? Эту магию возможно излечить?

В ее глазах он максималист, делящий мир на дихотомии. Фенвик хотел бы поспорить с этим, но не мог. Он был гриффиндорцем, и распределяющая шляпа определила его на этот факультет, едва коснувшись головы. Гриффиндоры были отважны и бесхитростны, и в этом была их главная проблема. Хуже гриффиндорцев у власти могли быть только слизеринцы. Львам и змеям полагалась грызть друг другу глотки, пока страной правят вороны или, на худой конец, барсуки.

Фенвик тоже мог объяснить действия любого человека на политической арене. Но объяснить и оправдать – не одно и то же. Он мог убить свою жену, не пережив измены, - это логично, но неужели правильно? Неужели геноцид, обоснованный какими угодно аргументами, можно оправдать?

Ее слова цепляют ухо, и Бенджамин поднимает голову. Чем занимается Джин Хоггарт? Он ведь знал это, слышал от министерских, размусоливающих эту байку как сладкую конфетку, которая уже давно всем приелась. Маггло-магические исследования. Геном и волшебство.
А ведь это можно использовать. Фенвик ненавидел эту сторону политики – использование людей. Построение цитадели из кирпичиков их идей и личностей. Огромная и жадная машина политики, эта прожорливая гадина, сжирала на своем пути всё и выплевывала только испражнения, именуемые властью. Властью над толпами. В случае с идеями Джин – властью над самой природой.

У него есть и деньги, и связи. У нее есть идеи. Они могут помочь друг другу, но Фенвик наговорил слишком много ерунды, чтобы поднимать сегодня эту тему. Джин подумает, что он бросает ей подачку в виде гринготтского чека или своего расположения – большой папочка, с барского плеча жалующий немного своего богатства. Он всегда был не слишком хорош в тонких схемах, а сегодня рядом не было ни Альбуса, ни кого-то другого, кто смог бы направить его на верный путь.

Бенджи долго смотрит на тарелку со спагетти. Еще вчера утром он назвал бы блюдо чертовски аппетитным, но сегодня еда не вызывала никакого интереса. Взгляд, похоже, не укрывается от Хоггарт. Она снова права, в другой ситуации следовало непременно понаблюдать за ее реакцией на собственную стряпню, но сейчас Фенвик только улыбается, закатив глаза.

- Не думаю, что из всех шансов меня убить, которые вам сегодня представились, вы выбрали бы такой банальный.
Он накручивает макароны на вилку. Пахнет восхитительно. Вкусовые рецепторы превратились в слепоглухих калек, и на вкус блюда ничем не отличается от чая, который стынет в кружке рядом.

- Даже если вам удастся стабилизировать это состояние, я буду невероятно благодарен. Да я и так восхищаюсь тем, как радушно вы приняли старого политикана, который решил занять ваш вечер беседами о всякой ерунде и своих болячках. Если вам нужны какие-либо ингредиенты, только скажите, уверен, что смогу помочь.

«Потому что у меня есть и деньги, и связи, и положение в обществе». Он отпил чай и поморщился, когда эта мысль пришла в голову.