Доркас Медоуз, 40
Менталист в КНБ

Чистота крови: Чистокровна
Место жительства: Лондон
Магические таланты: Блестящий легиллимент. Слушок ходит, что Медоуз и с Дамблдором могла потягаться в умении копаться в чужих мозгах. С окклюменцией у неё ещё лучше – недаром аврорам она последние десять лет эту самую окклюменцию преподаёт. В приснопамятном Аврорате, к слову, её окклюментивные щиты не мог продавить никто.
В тренировочном бою неплоха на коротких дистанциях: Медоуз может или уходить в глухую оборону, или сминать противника напалмом атакующих чар на зашкаливающей скорости – но в этом случае выдыхается быстрее. Вообще говоря, все эти драки и противостояния не любит; она по натуре такая себе лабораторная крыса, которую из-за аврорского значка натаскивали инструктора по всей программе.
В настоящем бою не была никогда – её в поле никто не выпускал.   

У Медоуз всё было просто. Продуваемые всеми ветрами Гебридские острова (она родилась в старой магической общине, где все друг другу родня), драконы, ревущие где-то там, за двумя соседними горными грядами, приезжие маги, за этими самыми драконами наблюдающие. Медоуз, наверное, никогда бы с островов и не уезжала – в конце концов, это магглы там не прижились, а магам жить на Гебридах более чем удобно – если б не Хогвартс. Когда-то община давала детям образование и воспитание – точнее, то, что можно этими словами назвать, но из детей было только пятеро ребятишек. С тремя пацанами всё было ясно, а одна из девочек проявляла упорство барана и желание всюду следовать за мальчишками, лупить их, огребать от них, и вообще быть в их компании своим пацаном.
Это была не Доркас.
Доркас возилась с дощечками и камешками своей бабули, знатного (потому что единственного) на Гебридах рунолога, запоминала сочетания символов и мечтала о создании собственного рунического алфавита. Об алфавите английском она понятия не имела лет до восьми, если не позже – да и говорили на островах на старом гэльском наречии, с английским имеющим мало общего.

В Хогвартс из тех пяти детишек, к слову, поехала только она одна. Да и то, повзрослев, она не раз задумывалась, на кой родителям надо было переться на сушу, а по ней – через всю страну в Лондон, чтобы посадить там дитё своё на поезд. Сколько поколений выросло на островах, Хогвартса в глаза не увидев – и что, плохо им было?
Но, в конце концов, попала Медоуз под своды Хогвартса.
В компанию шумных вечно галдящих ребят – такой толпы живых людей она даже вообразить себе никогда не могла. Много для неё это уже было больше, чем пальцев на одной руке.
Медоуз распределили на Слизерин – и никто не понимал выбора Шляпы.
Доркас не умела – и не хотела – общаться, не желала обзаводиться связями, целей пред собой вообще никаких не ставила, до амбициозности ей было что до Луны на метле, а до чистокровных маленьких леди в плане воспитания – ещё дальше.

Медоуз всё время в Хогвартсе училась только на своих ошибках. То, что у неё сразу получалось в колдовстве, ей было не интересно, а вот то, что выходило через задницу – о, дайте два. Она очень долго и очень тяжело понимала, что такое невербальное общение и светские беседы. Ещё тяжелее она воспринимала полутона отношений, а уж всё их богатство ей и по сей день недоступно.

Она старалась, она училась, и она прекрасно отделяла суть от словесной шелухи – мозги у неё были заточены практично так. На выживание. Видать, именно потому – и ещё по причине эмоциональной слепоты, не позволяющей понять из интонаций человека, как он к ней относится – Медоуз интуитивно искала в людях подсказки. Эдакие инструкции, как с ними обращаться. И находила. Как-то мельком, размыто, случайно, потом – уже осознанно, а потом она «зацепилась». Попала за крючок, как говорят специалисты.

Медоуз хорошенько получила по мозгам от амулета одного из старшекурсников – артефакт как раз защищал своего владельца от поверхностного считывания мыслеобразов, но защищал агрессивно. Медоуз, не умевшая контролировать глубину считывания, даже не поняла, что произошло – просто зазвенело в ушах, потекло из носа и ушей, и она отключилась.

А когда очнулась, то получила напутствие от Декана, допуск в Запретную секцию, строжайший запрет на поползновения в чужие мозги и не менее строгий приказ обязательно развивать свои таланты.

Как можно было их развивать, если нельзя было лазить другим ученикам в головы – то ещё вопрос, который Доркас предпочла себе не задавать.

Из не таких уж обширных сведений она вычленила одно. Она принадлежала к интуитам – потому стандартные техники обучения ментальным наукам для неё были бесполезны. Надо было искать подход самостоятельно, понимая, что её способом больше ни одна живая душа воспользоваться не сможет – интуиты такие интуиты. В науке это значит «самородок», в жизни – «неудачник».

Неудачницей Медоуз и вправду была.

После школы она попала на стажировку в Комитет по выработке объяснений для магглов, оттуда очень быстро ушла, чтобы присоединиться к компании Обливиэйторов. С этими ребятами она проработала три с лишним года, прославившись самой тонкой и искусной работой – она никогда не стеснялась работать с воспоминаниями не одним Обливиэйтом, а ещё и помогать себе щипчиками легиллименции. И когда Медоуз ходатайствовала на местного штатного легиллимента в Аврорат, не встретила никаких бюрократических проволочек.

В Аврорате она сразу именно работала – учили её, что говорится, наживо. О её способностях более-менее знали, и знали, что она – интуит, а таким всегда надо не работать, а пахать, прежде чем добиться результата.

Самостоятельно, без присмотра, Медоуз начала работать через год. К работе с волшебниками, подкованными в окклюменции, её допустили через три года.

В двадцать семь Медоуз получила лицензию судебного легиллимента – а магов в таком статусе в Британии было целых четыре.

Аврорат никогда не скупился на подготовку своих подопечных – потому даже несчастные криминалисты, аналитики, или вот Медоуз (словом, штабной люд) вынуждены были каждый год перепроходить трёхнедельный курс бойцовской подготовки. Со скидками, конечно – Доркас в жизни бы никогда не выдержала тех нагрузок, которые были аврорам на один зуб.

С получением лицензии судебного легиллимента на Доркас навалилась дополнительная ответственность: она обязана была или вести научную деятельность, или преподавательскую. Её тут же назначили преподавателем ментальних техник в аврорском учебном корпусе – и, пожалуй, здесь она чувствовала себя куда комфортнее, чем на допросах в казематах Аврората или на заседаниях Визенгамота.

В КНБ Медоуз оказалась вообще непонятно как. Просто однажды осенью эта структура родилась, и в тот же день в секретном списке напротив имени Доркас оказался соответствующий значок. Утром следующего дня Медоуз узнала о своём неожиданном переводе в другое подразделение Министерства через официальное письмо. Тоже вроде как конфиденциальное.

Удивляться она не стала – в конце концов, эти люди, живущие всю жизни на «большой земле», всегда были немного того.