Что-то нагло и настырно тренькало – Оповещающие чары работали на совесть. Медоуз так же на совесть умело на них забивала уже минуту с лишним, отказываясь отрывать лицо от простыни.

У штатного мозголома Аврората не было отпуска по желанию – зато был отпуск по принуждению. Башку Медоуз, равно как и её воображаемое психическое равновесие берегли как зеницу ока, и каждые четыре месяца честно отправляли её на десять дней в пресловутый отпуск. Даты, разумеется, подгадывали так, чтобы её показания или услуги не нужны были вотпрямщас – то есть, когда на каникулы в честь лета, новогодних праздников и ещё какой-то фигни уходил Визенгамот.

Словом, три дня назад Доркас как раз наблюдала, как её расчётку за отпускные подписывает заведующий всея аврорской бухгалтерией, и представляла, как пойдёт в Гринготтс, снимет денег, прикупить всякого съестного, потом наестся дома до отвала – и впадёт в спячку до второго января.

Неулыбчивая и неразговорчивая Медоуз обзавелась исключительно рабочими связями – но никто из коллег-сослуживцев не желал видеть Доркас за рождественским своим столом.  Медоуз, впрочем, настолько хотела отдохнуть от живых людей, что который год отказывалась ехать на праздники к родне на Гебриды. Она честно врала первым, что уезжает к семье, и не менее честно врала вторым, что у неё куча приглашений от друзей.

Ха.

Медоуз понятия не имела, что значит это слово – в её лексиконе оно вообще отсутствовало по причине ненадобности. В её лексиконе по той же причине отсутствовала половина слов, использующихся обычными людьми.

Именно потому Медоуз отчаянно и старательно плевала на начинающие завывать Оповещающие чары. У неё было законное изгнание, в которое ей полагалось контактировать с как можно меньшим числом людей, и вообще проводить это время в заднице мира – мол, говорили, так мозги легиллимента дольше протянут.

Медоуз понимала, что протянет ноги, если не ответит на вызов.

Камин был в прихожей, и Медоуз уселась перед ним по-турецки – лохматая, с опухшим от бесконечного сна лицом, в мятой безразмерной полинялой футболке с выцветшей надписью «Ты слишком слюняв для Аврората». Взмахнула палочкой, соглашаясь открыть канал связи – но только для беседы.
И появившееся в камине лицо шефа радости ей не добавило.

- Так вот ты каков, северный олень, - вяло и бесцветно поздоровалась Доркас со Скримджером. – Извините, что не при параде. Вы бы предупредили, что ли.

«Что ли» вылилось в экспрессивную краткую речь – Скримджер умел такие речи толкать не хуже, чем произносить очень, очень крутые тосты из двух слов – и спустя три минуты Доркас обнаружила себя одевающейся. А ещё через пять минут она выходила из камина в Мунго.

Видать, и вправду задница случилась, если ей пожаловали прямой перенос к месту назначения.

- Сэр? – эмоция, призванная изображать удивление, больше походила на желание пожаловаться на диарею, нехватку денег и наличие блох у кота, которого Медоуз никогда не заведёт.

Взгляд Бенджамина Фенвика, пожалуй, был зеркальным.

- Доркас Медоуз, - представилась она так, будто зачитывала смертный приговор. Краткий, резковатый наклон головы – сейчас она была на работе, книксены ни к чему. – Штатный легиллимент Аврората. Хожу в чужую память как на работу, создаю проблемы толпе коварных людей одним фактом своего существования, действую так, что Веритасерум смирно рыдает в уголке, а ещё могу взбить чужие мозги в суфле. Только о последнем – тссссс.

Деревянное ничего не выражающее лицо Медоуз попробовало наспех скривиться в подобии улыбки, но не вышло.

Вышло только накрыть оловянным котлом стандартного размера номер два свои надежды проспать до второго пришествия Мерлина.

Фенвик назвался Фенвиком не с первого раза. И даже не со второго. Медоуз смотрела на него ничего не выражающим взглядом и беззвучно выла не хуже лично кастованных Оповещающих чар: в следующий раз поспать она сможет часов через десять, и это при самом оптимистичном раскладе.

То есть, при таком, который был далёк от Фенвика так же, как реальный мир – от того, что подкидывало ему воображение.

Медоуз говорила. Тем своим легендарным лишённым любых эмоций голосом, от которого – Робардс божился после допроса с участием Доркас – корешок не только сморщится, но и отсохнет, и даже отпадёт. Потом перебирала интонациями, честно выученными и отшлифованными на Слизерине и спецкурсах Учебки – Праудфут однажды услышав такой набор, Мордредом клялся, что после несколько месяцев подряд кончить не мог, пока в красках те интонации не припомнит. Затем начала задавать контрольные вопросы – легиллимент обязан отработать по выверенной схеме, пусть даже работать приходится с овощем, неспособным отвечать.
Но способным реагировать.

Перед Медоуз был не овощ.
У Медоуз была работа и приказ начальства – значит, Медоуз интересно не было.

Доркас сидела напротив Фенвика – койки в палате пришлось сдвинуть так, чтобы между ними меньше фута оставалось – и подмечала мелкий тремор пальцев (качественное воздействие, раз долбит по мелкой моторике), спазматическое зажатие мышц лица (чёртова сардоническая улыбка, которой детей пугать можно), подёргивание кадыка (мозг помнит, что надо отвечать голосом, но забыл, как это делается). Доркас сидела напротив Фенвика и понимала, что бедолагу ожидают самые гадские времена его жизни – вытягивать его придётся насильно, а ментальная боль – скотство, с которой сотня Круциатусов не сравнится.

Медоуз не знала, что такое Круциатус, но его испытал на себе наставник Доркас – и не верить ему смысла не было.

У Медоуз были инструкции, записи целителей, и стучащий протезом Муди в коридоре.
У Медоуз была палочка.
У Медоуз не было никакого желания окунаться в чужое сознание – а здесь нужен именно этот подход.

Из разнообразия всех доступных менталистам техник получить джек-пот и слиться мозгами с пострадавшим от грубого, но продуманного воздействия – мать вашу, не это она желала себе в качестве рождественского подарка.

- Двадцать три.
Начинать надо с чисел – это Медоуз уяснила сама, набив стопиццот шишек и измочалив собственные мозги. Ей говорили – только имена, причём, родных людей; Доркас знала – свистят и не краснеют.
Числа – первые в списке из неспособных врать.
Ими лгали чиновники и финансисты, но сами они всегда были честны.

«Двадцать три» говорила Доркас – и стояла за плечом молодого улыбающегося парня. Он держал за руку девчонку немногим младше его, и лыбился что идиот. Медоуз умостила подбородок на плече юнца – пришлось отступить от него немного, разница в росте была незначительной – и повторила его улыбку. Девица расслоилась дымом и воплями, чернилами и краской, и просочилась вниз.

- Сорок один.

«Сорок один» приказала Доркас – и увидела себя в палате Мунго. В пальто, не в мантии, с забранными в низкий пучок, не в косу, волосами. Медоуз села рядом с Фенвиком на койку – в больничной пижаме с погонами – и уставилась на себя-фантом.

Всё было проще, чем она опасалась: сознание цеплялось за вбитые в него образы, и могло овеществлять их, сопоставляя с тем, что посылали в мозг глаза. Работы было не на десять – на четыре часа.

- Один-один.

Бладжер несётся навстречу Фенвику, от ужаса прилипшему к метле – и к Доркас, прилипшей к его спине. На Фенвике школьная квиддичная форма, на Медоуз – та же больничная пижама, только фиолетового цвета. Фиолетовый – плохо; сознание атакует само себя.

Работы на шесть часов.

Медоуз подцепила – привычно, в который это раз? – сознание Фенвика за последний образ. Бладжер. Голова. Его голова. На одной траектории. Показала картинку в трёхмерном изображении. Развернула так, чтоб он наблюдал за собой со стороны.

Он и наблюдал.  Бладжер подлетел ближе, крутнулся вокруг оси – да, в чужих мозгах Медоуз была всесильна и не скупилась на детали, пусть их в природе не существовало – и ринулся вперёд. Фенвик на метле – там, много лет назад – что-то сделал. Доркас дождалась этого рывка в воспоминаниях, прошившего сознание, и толкнула импульс в мозг – тот мгновенно отреагировал на него реальным действием, вынырнув из омута ментальной ловушки – и резко, словно хлыстом ударила, оборвала легиллиментную связь.

Много лет назад инстинкты приказали уклониться – мозг получил, обработал и форсировал эту команду только сейчас. Тело послушалось – Фенвик упал на больничную койку с силой, в положении брошенной на одну сторону куклы.

Доркас честно дождалась, когда её незадачливого визави перестанет рвать – и даже удосужилась в один взмах палочки убрать за ним. Ментальный стресс всегда паршиво сказывается на теле.

Часы на стене показывали, что прошло сорок минут.

У неё было не больше трёх, чтобы разобраться в произошедшем, прежде чем Фенвик уйдёт в себя. У неё было меньше трёх минут, чтобы заставить сознание Фенвика работать на неё.

- Я штатный легиллимент Аврората. Вы под следствием. Вас обвиняют в убийстве Бенджамина Фенвика.

У неё был всего один вопрос, чтобы задать нужный вектор движения, который позволит тянуть ассоциации из мозга Фенвика хоть сутками напролёт.

- Что вы можете сказать в своё оправдание?

У Медоуз был какая-то часть Фенвика – слишком оглушённая услышанным, чтобы попытаться сокрыть самое себя.

- Расскажите в обратном порядке, что вы делали вчерашним днём.

«Старая карга» – это хорошо, это очень хорошо: личностная оценка, проскочившая сквозь внушение. Замкнутый круг ответов – значит, чары, а не прямое ментальное воздействие. Здесь нужна будет тонкая работа целителя-чароплёта – после того, как Медоуз растворит крючки, которым держится заклятие. Держится намертво. Хорошая работа.

Кто-то не пожалел на вас деньжищ и времени, мистер.

- Вредный пожилой маг-японец и знойная молодая итальянка? – больше путаницы, ещё больше. Покажите мне второй крючок, мистер Фенвик.

За первый Медоуз держалась цепко – дёргала его изредка, заставляя всю сеть тонких чар, настроенных между крючками-якорями, вибрировать. Зря она, конечно, говорила про суфле – такие ментальные вибрации и правда могут взбить мозги человеку в кашицу.

Если этим занимается не Медоуз, конечно. Она знает, как бесить чары, как действовать им на нервы; и ещё она знает, что ментальщину накладывать – всё равно что ритуалами забавляться: отдавать часть себя придётся колдующему. Поэтому когда потерпевший начинает «отъезжать», главное – выцепить характер чар, их темперамент.

Чары, они такие. Индивидуальны, как отпечатки пальцев у магглов – недаром же Аврорат с магограммами работает при задержании преступников. Там хоть сто раз поменяй палочку, хоть миллион пар Люмос-Нокс кастуй, хоть смени пять личин с помощью Оборотного при колдовстве – всё без толку.

Жаль лишь, что для снятия магограммы ментальных чар надо почти свести с ума потерпевшего – и себя заодно.

Медоуз привычно выделяла в своём сознании две лакуны – одна в другой, привычно погружала во внутреннюю сознание Фенвика, привычно убавляла и усиливала плотность внешней лакуны – её края с выверенным ритмом сжимали внутреннюю лакуну и тут же отходили прочь.

Это взбесит любые чары – это всё равно, что капать водой в одну и ту же точку на голове человеку. Хорошая пытка. Разумная. Расходов мало, а каков эффект!

Медоуз отправляла в сознание Фенвика отраву – образы-калейдоскопы, в которых цвета пахли, а вкус был звуком. Да, дорогуша, у Альбуса Дамблдора борода запаха крахмала, а твой утренний бекон звучит скрипкой. Каково это – завтракать чистым ре-минор? На одной ноте?

Второй крючок зацепился за границу внешней в очередной раз сжавшейся лакуны – зацепился, чтобы огрызнуться, и Доркас тут же подменила его на фантом. Привычно расслоилось осознание происходящего – это как смотреть на себя в Омуте памяти, пребывая под временной петлёй Хроноворота.

Фенвик в этот раз оклемался не просто быстрее – мгновенно, без перехода, и, судя по всему, дожидался, пока Медоуз вынырнет обратно в реальность.

У неё стучало в затылке хорошим таким молотом.

Она держала первый якорь в одном коконе, второй – во втором, держала два их фантома – и все четыре элемента были независимы; связь между двумя фантомами – лживая, так похожая на связь реальных якорей, пульсировала в такт границам внешней лакуны.

Плюс интуита – он не заплутает в своих лабиринтах, выстроенных в чужом сознании.
Минус интуита – он не удержит больше четырех ментальных якорей.
Доркас Медоуз знает, как работать с тремя, только в теории.
Доркас Медоуз умоляет Мерлина, чтобы вторым крючком всё и закончилось.
Доркас Медоуз помнит, что третий якорь проявит себя не раньше, чем через час – и весь этот час надо «держать» потерпевшего – или, в терминах менталистов – реактанта.

- А вы хорошо держитесь, мистер Фенвик – как для человека, чьё сознание ему не принадлежит.
У Доркас получился идеальный кокетливый, лёгкий тон.
Ментальная триангуляция молчала, подавая надежды, что третьего якоря не было и в помине.
- Как ощущения? Мой наставник уверял, что человеку соседствовать с дементорами проще, чем выдержать моё властвование в его разуме.
Медоуз говорила спокойно и доверительно. Легко. Её учили лучшие. И она была возмутительно талантливой ученицей.
- Вы не вспомните деталей этого… процесса, - чуть улыбнулась Доркас.
По затылку, кажется, зацарапали ледяные иглы. Рановато. Пришлось ослабить нажим – и начать скользить границами двух лакун друг по другу, как шелками – по зеркальным призмам.

Личная методика Медоуз. Не затратная в плане энергии, но требует много точечной сконцентрированности.

- Или вам звуки ближе, чем ощущения? Как спицей по стеклу, да?

Доркас была специалистом того класса, когда достаточно было поддерживать зрительный контакт – что при ментальной сцепке было легче лёгкого. Доркас даже моргала преспокойно – правда, значительно реже обычного.

Завтра у неё будут глаза, что у упыря.

У Фенвика был прекрасный разум. Ассоциации плели цепь сами – поддерживать их не надо было.  Знай прослеживай их да сцепляй порой друг с другом, чтоб не слишком плодились.

- У нас тут времени немного есть, чтобы по душам поговорить прежде, чем я уйду.

Это было сказано для чар – но те не отозвались.
Фух. Только два якоря.

- Желаете исповедаться в страшных грехах? Вы ничего о нашей беседе не вспомните.

Доркас врала – специально, чтобы подзадорить чары.
Третий якорь не появлялся.
Похоже, Рождество она успеет встретить под своим одеялом.

- Знойная красотка из Италии на вчерашней дипломатической встрече хотя бы знала английский? Или с ней был переводчик?

Медоуз привычно нарисовала в сознании Фенвика ложь: политесы, расшаркивания, горячая южная красавица возрастом едва ли за тридцать. Это точно не старая карга из Камеруна - и это точно то, что должно взболтнуть память, выдавшую личностную оценку.

Отредактировано Dorcas Meadowes (2019-06-10 22:13:24)

У Медоуз принципы: она делает работу, но не подсматривает за мыслеобразами, проносящимися во время её работы в сознании и памяти реактанта.  Она не знает, принято так или ей захотелось, есть ли какой-то там закон, регулирующий легиллиментные штуки – в конце концов, кто кроме самого легиллимента скажет, что этот легиллимент делал? – но ей плевать на чужие мысли. Они яркие, липкие, острые, колючие, скользкие, прохладные, шершавые, воняющие, мурлыкающие. Разные. Медоуз всегда действовала, как под плащом-невидимкой – сложнее для неё, но проще для разума реактанта.

А то, что проще для последнего, всегда приносит выигрыш.

Она привычно не обращает внимания – на интонации, просьбы, слёзы, сопли, слова. Ей плевать, что ей говорят – если это не ответы на поставленные ею вопросы. Пле-вать.

И на этом она попадается.

Незаметно для себя. Проклятие – о, не чары, отнюдь, теперь, когда слишком поздно, это ясно наверняка – слишком автономно и тонко воздействует, адаптируясь к изменяющейся среде. На Фенвика воздействовали комплексно, и третий крючок, который мало кто рискнул бы ставить – это же всё равно, что половину жизни отдать – обволакивает Медоуз незаметно.

Третий якорь проклятия делает саму Медоуз якорем.

Она теперь не может выйти из разума Фенвика, не превратив его в овощ – или не убив.
Она не может оборвать связи с якорями, не превратив Фенвика в овощ – или не убив.
Что бы она ни делала – всё будет во вред Фенвику. Даже её бездействие будет во вред Фенвику – ничего не делая, она позволит настоящему якорю делать свою работу.

Доркас в чужом разуме теперь распята, как бабочка под стеклом – или как паук, чьи лапки приклеены к столу, а тело только и может что покачиваться мелко-мелко. К лапкам паука прикреплены паутинки – нити якорей, две лживых и две настоящих, и никакими она не может больше дёргать.

Ей даже умирать нельзя – тогда Фенвику точно каюк.

Медоуз делает то, чему её учила методичка для случая с тремя якорями – только возводит всё в квадрат.

Она устраивает своим мозгам и мозгам Фенвика – одним на двоих – светопреставление.

Она расслаивает реальность на девять слоёв, прошивая их собой – её образ тонкий, острый и опасный. Она перетягивает на себя – в своё незащищённое теперь сознание – все три крючка, и придаёт им вектор движения. Давай.
По кругу.
Быстрее.

Быстрее вертятся слои фантомных реальностей вокруг оси – все девять, каждый со своей скоростью.
Самый первый якорь выносит прочь благодаря крутящему моменту – расщеплённое сознание Медоуз подхватывает крючок в тот момент, когда он находится между двумя разумами – и прижимает плашмя к крутящимся слоям фантомных реальностей.

Грохает в голове и животе. И эхо заставляет задрожать два оставшихся якоря – но не кружащиеся диски реальностей.

Быстрее.
Ещё быстрее.

Второй крючок выбрасывает на вираже – он летит по идеальной параболе, подтверждая свою природу: он – детище проклятия, а не чистой, незамутненной легиллименции.

Медоуз не успевает поймать второй якорь – тот слишком бешеный – и накачивает его своим сознанием, как ядом. Крючок растворяется во вспышке сверхновой, и в этот момент третий якорь цепляет Медоуз под виском и утаскивает в сознание Фенвика полностью.

Рушатся лакуны, рушатся защитные ментальные коконы, рушатся фантомные лживые связи – остаётся одна Медоуз-ось, вокруг которой вертятся, кружатся, носятся девять начинающих разрушаться реальностей.

В десятой – настоящей – визжит Фенвик, визжит с открытыми глазами, и молчит Медоуз, дыша через раз ртом. Медоуз чувствует своё настоящее тело – и понимает, что сидит на чём-то липком, мокром и горячем.

Кровь течёт не только из её носа, ушей и глаз.

Третий крючок пытается стать её сознанием – Мерлин, это проклятие живое, живое и очень, очень древнее – и Доркас делает то, о чём никто никогда не писал.

Может, даже не думал.

Она создаёт четвёртый якорь – и запускает его в подсознание Фенвика.

Эта идиотская выходка срабатывает настолько неожиданно, что Медоуз совершенно точно сходит с ума, открывая глаза в теле Фенвика – и получая ответ на свой незаданный вопрос.

Она видит глазами несчастного Бенджамина, что именно его прокляло.

Она видит весь его вчерашний день.

И с ужасом понимает, что границы возможностей легиллиментов-интуитов гораздо, гораздо уже, чем писали в книгах.

Отредактировано Dorcas Meadowes (2019-06-12 22:27:36)